Т а т а. Оставайся, Серенький. Вот мы часы положим.
С е р г е й. Я не могу опаздывать. Ни на одну минуту. Никогда я не опаздывал, это только дураки опаздывают. Или разгильдяи. Или просто мерзавцы. Никогда я не был ни дураком, ни разгильдяем. А мерзавцем тем более.
Т а т а. А ты что ж думаешь, я позволю тебе стать? Я могу позволить тебе стать лучше, только лучше. Потому что тогда и я буду лучше. Ведь мы же с тобой одно?.. (Берет у него из рук сверток, раскрывает, вынимает мандолину.) Действительно, мандолина. И какая красивая.
С е р г е й (берет у нее мандолину, играет и напевает).
Жил у Татьяны серый Сережка.
Вот как, вот как, серый Сережка.
Был он влюбленный и глупый немножко.
Вот как, вот как, глупый немножко.
Т а т а. Ты, оказывается, умеешь играть, и ты скрыл от меня.. Ты виртуоз, ты лучше всех в мире играешь.
Он играет, она поет.
Не пил он водки, но был точно пьяный.
Вот как, вот как, был словно пьяный.
Был он влюбленный в девицу Татьяну.
Вот как, вот как, в девицу Татьяну…
Мандолина падает на пол. Затемнение.
ЭКРАН
Снова Якорная площадь. Теперь тут пустынно. Каменная глыба постамента и фигура адмирала, указывающая вдаль…
И надпись на цоколе: «Помни войну!»
Тихонько раскачиваются от ветра и издают слабый звон чугунные цепи, окружающие памятник. Низкие гонимые ветром тучи.
СЦЕНА
Снова квартира контр-адмирала Чемезова. Луч от фонаря на улице освещает влюбленных.
Т а т а (тихонько гладит по волосам Сергея). Серенький… Серенький… Уже без двадцати одиннадцать.
С е р г е й. Уже?
Т а т а. Без девятнадцати.
С е р г е й (сделав над собой усилие, вскакивает, привычно поправляет гюйс, надевает бескозырку. Козыряет). Будь!
Т а т а. И это все?
С е р г е й. Нет, не все, не все… Нет, это не все!
Т а т а. Когда мы увидимся?
Весь разговор идет в очень быстром, почти бешеном темпе и тихо.
С е р г е й. Не знаю. Скоро. Когда опять получу увольнительную. Ты ведь на неделю сюда? Я позвоню. Напишу. Если сам не смогу, пришлю с письмом Валерку.
Т а т а. А мне что прикажешь делать целую неделю? Стоять у окна, смотреть…
С е р г е й. Ты жена матроса.
Т а т а. Я мучаю тебя, прости, но я ведь так не могу…
С е р г е й. Я тоже не могу. Однако же могу.
Т а т а. Иди скорей. Ну подожди еще, ну тридцать секунд, ты нагонишь их по дороге. На улицах никого нет, ты побежишь. Ты не разлюбил меня?
С е р г е й. Нет, я не разлюбил тебя. Я люблю тебя.
Т а т а. Какие красивые слова. Миллионы раз — какое! — миллиарды, биллионы, триллионы, октавиарды раз люди произносили их, а все же они всегда как новые и всегда как музыка и лучше музыки… Как я хотела, чтоб ты мне когда-нибудь сказал это. А ты не говорил. Уезжал — и не говорил. Письма писал — и не говорил. Встретил — и не говорил. Целовал — и не говорил. Милый… Тоже не новое слово… Но все-таки нет лучше… Милый…