— Накрывай на стол, хозяйка. Раздевайтесь, садитесь, рассказывайте, дорогие гости.
— Дедушка, а ты помнишь приказ финских властей, — зашмыгала носом молодуха, кормившая ребёнка. — Вчерась егеря снова заходили: если кто укроет «рюсся» — расстрел.
— Тихо! — крикнул дед. — Ставьте на стол, что бог послал. Праздник сегодня!
Пока обедали, в избу прошмыгнул соседский мальчонка, хозяйка что-то шепнула ему, и вскоре в горницу набились люди. Маша и Калинин рассказывали и о делах на фронте, и о том, какой паёк получают рабочие на заводе в Беломорске, и о том, как безбожно финны сплавляют по рекам к себе в Финляндию отборный лес. Марийка раздавала газеты и вдруг в одной пачке обнаружила тонкий длинный свёрток. Развернула, и все увидели два красных флага.
— Повесить бы над самым высоким домом! — крикнула она звонко.
— Э, внучка, — вздохнул дед. — Подождём чуток. Не время пока. Давайте так — пусть каждый в руках подержит. Силу сие знамя и так даст, рука к сердцу ближе, чем глаз.
Все сгрудились у флагов, трогали их бережно, гладили пальцами золотистый серп и молот…
Марийка порылась в вещмешке и достала старательно сложенную большую газету, разгладила её на коленях. Это была «Правда». На первой странице всем бросились в глаза лозунги ЦК ВКП(б) к 25-й годовщине Октября. Марийка подняла высоко газету и громко, торжественно прочитала:
«Братья и сёстры! Русские, украинцы, белорусы, молдаване, карелы, временно проживающие под ярмом немецко-фашистских захватчиков, раздувайте пламя народного партизанского движения!»
— Слышали, товарищи? Центральный комитет нашей большевистской партии обращается прямо к нам, карелам, зовёт на борьбу. Не пропустим мимо ушей этот призыв. Расскажите о нём тем, кто может держать оружие, кто крепок духом, пусть поднимаются на борьбу. Смерть захватчикам!
Калинин сидел на лавке у окна и зачарованно глядел на одухотворённое, прекрасное лицо Марии. Вдруг боковым зрением он заметил на улице какое-то движение, резко повернулся к окну — там на дороге, широко расставив ноги, стоял рослый финский солдат с двумя котелками. К нему поспешил невзрачный мужичонка в самодельном тулупчике. С крыльца избы, стоявшей поодаль, спускалась моложавая полная женщина в цветастом полушалке, заулыбалась, заговорила с солдатом, но её перебил мужичонка, крича ещё что-то издали и показывая рукой на окно, как раз на то, откуда, отступив чуток в избу, глядел Калинин.
— Кто это? — хрипло выкрикнул сержант.
— Перкале! Принесли черти за молоком. Этот-то к Белкиным повадился, сейчас сведётся. Сапёр это из 36-го батальона, — доложил дед.