— Спасибо, Марийка, эти бесценные документы мы получили, и они уже в работе, — сказал Власов. — Теперь тебе надо сесть за стол, достать все твои шифрованные заметки и начать составлять подробное донесение. Составлять вдумчиво, чётко и как можно скорее, времени и так прошло ого сколько, дней двадцать будет, а тут каждые сутки дороги. Давай, Марийка, действуй. Юрий Владимирович, создай обстановку, чтоб ни один глаз, ни одно ухо…
— Я уже договорился — днём Маша будет писать в кабинете комиссара спецшколы Богданова, вечером — у меня. Я буду рядом, коли что. С жильём тоже всё в порядке, продуктовые карточки выписаны, зарплата твоя, Марийка, лежит у Гали Ростовской в сейфе. Поедем, я подброшу тебя домой, отдохни, выспись, навещать пока никого нельзя. Завтра утром подходи в спецшколу, все твои бумаги будут храниться в отдельной папке у меня. Иди в машину, я сейчас.
Андропов позвонил в ЦК комсомола, разыскал Лебедеву.
— Я сейчас отвезу Марийку на квартиру, — сказал он Нине, — а ты придёшь, как договорились, через часик. Скажу нарочито грубо — из неё должен выйти пар, понимаешь? Она хоть и успокоилась, но выплакаться, выговориться ей надо. Будь громоотводом, выведи из неё избыточные эмоции. Утром Мелентьева должна быть в рабочей форме.
В комнате, где стоял лишь крохотный столик и две железные кровати, застеленные солдатскими одеялами, разговоры не утихали до самых сумерек.
— К Свири мы вышли так скоро, что даже сами себе не поверили, — рассказывала Марийка Нине. — Я воду тронула рукой у берега, будто ничего. А руке-то верить не годится, рука завсегда привыкшая к холоду. Разделись, зубы сразу зацокали. На середине реки вода прямо ледяная. Как брёвна стали выскакивать — не пойму, сама вязала изо всей силы, править ими надо было бы пяти мужикам, такие они тяжёлые, брёвна те силу у нас всю и взяли. Провозились мы с ними, вот-вот патруль появится. Я говорю: «Может, завтра поплывём, отдохнём, поспим, уморились-то как». Анна своё: «Сведения ждут, надо плыть. Вперёд, пока не рассвело». Плыли, плыли, как два утиных пёрышка, понесло нас течением. Костры, те, что горели против нас, уже вона где остались, а за поворотом, за леском новые горят, солдаты на гармошках губных пиликают, слышно, прямо как рядом, повели б прожектором — мы у них, считай, в кармане. Тут Аня и стала тонуть. Руками по воде бьёт, шею вытягивает. Как она глазами молила спасти! Схватила меня вот здесь, гляди, ещё не прошёл чёрный полукруг от пальцев. Ниночка, милая, я её ногой оттолкнула! С испугу сильно так толкнула и сама окунулась — темно, страшно под водой-то. Вынырнула, а она что-то шепчет рядом. Потом наклонилась к воде, руку свою поднесла и впилась в неё. Я сначала не поняла, испугалась. Потом уже на берегу дошло — она меня выручала. Закричит, застонет — финны услышат. Вода сомкнулась над ней — и всё. Как я вглядывалась! Назад поплыла, против волны, потом вперёд метнулась, и откуда только силы взялись! Гребу, гребу, за берет то и дело хватаюсь — на месте ли.