Меня завели в комнату подобной изолятору. Только здесь находился большой стол и два стула. А сама комната залита ярким светом. Я до сих пор щурилась и не могла привыкнуть к нему после «темницы».
— Здравствуйте, я — Борзов Виктор Петрович — ваш адвокат. Артем мне сразу позвонил, как узнал, что с вами приключилась беда.
По телу разлилась новая волна боли и дрожи при упоминании об этом предателе. Мне точно не нужна была его помощь и подачки. Сердце больно сжалось, когда я вспомнила о его губах, которые несколько часов назад целовал меня и ласкали мое тело, а спустя какое-то время уже впивались в рот чужой женщины. Хотя нет, это для меня она таковой являлась… Но не для него.
— Я уже был у следователя. Он мне дал возможность ознакомиться с материалами дела. Это хорошо, что вы ничего не подписали и не дали никаких объяснений, но…
— Мне не нужна ваша помощь! Можете так и передать вашему… — я закашлялась, подбирая слово, зная, что тот обязательно передаст Артему мои слова. — В общем, мне ничего не нужно, — стальным голосом закончила я и смолкла, гордо вздернув подбородок.
Я лучше останусь в этой вонючей камере до смерти, нежели позволю ему еще хоть раз ко мне прикоснуться или каким-то образом войти в мою жизнь.
— Вы замёрзли? — заметил мужчина мою дрожь, которая не унималась.
Но я молчала и едва сдерживалась, чтобы не заплакать от отчаяния и обиды, боли, что выжигала грудную клетку. Теперь я прекрасно понимала, что означают слова, как птица в клетке…
— Евгения, послушайте меня, я не знаю, что у вас произошло с Артемом Александровичем, и, да, я здесь по его звонку, но в первую очередь по своей инициативе. Я заинтересован вам помочь, потому что у вас серьёзные проблемы. Если статью переквалифицируют во вторую часть, то вам грозит реальный срок от трех до десяти лет, — я даже не шелохнулась, услышав эту ужасную цифру. — Если вы мне сейчас не поможете и не расскажете все, что произошло в деталях, чтобы я мог доказать вашу непричастность к этому всему, то ваша молодость может быть безвозвратно загублена. И это будет только ваша вина и цена вашей упертости, — он подчеркнул интонацией голоса последние сказанные слова.
Адвокат как его там, ах да, Виктор Петрович, был прав. Я снова подумала о маме и Мише, а ещё зачем-то вспомнила полет на самолёте и подумала, что лучше бы сразу разбилась и не мучилась сама и не мучила других людей. Мама в любом случае будет плакать, но так хоть не сгорала бы от позора за дочь каждый раз, когда вспоминала обо мне.
— Хорошо, — ради Миши и мамы я решила принять подачку Артема, и устало выдохнув, обессилено откинулась спиной на спинку стула.