Саньчик и Соня проскочили вперед, стали спускаться по шатким ступеням. Оглядывались на меня — будто готовы были подхватить, если оступлюсь. Но я старался ступать ловко — не привыкать, мол. Хотя внутри шевелилась боязнь (вроде как у белого человека перед хижинами туземцев).
Слева, из кустов зацветающей черемухи, донесся хриплый лай. Я вздрогнул. Саньчик и Соня заговорил взахлеб:
— Не бойся!
— Это не Бумсель!
— Это Тушкан дяди Кирилла!
— Он на цепи, он не выскочит!
— Да он и не злой, только хриплый!.. Тушкан, тихо ты, тут свои!
Тушкан поверил и умолк.
Лестница привела в зеленую полутень, на заросшую лебедой площадку. Лебеда была влажная. На краю площадки оказалась калитка в изгороди из разномастных досок. Саньчик ударил ее плечом.
За калиткой был довольно просторный двор (а сверху его и не разглядеть). С облезлым домом в три окна, с грядками, с сараем. От крыльца к сараю тянулась веревка, на ней сушились пестрые половики и клетчатая юбка. Саньчик и Соня нырнули под половики, поманили меня, и мы оказались за сараем — между бревенчатой стенкой и покрытым чертополоховой чащей откосом. За стенкой послышались громкие взвизгиванья. Кто-то нетерпеливо скребся в крохотную, как корабельный люк, дверцу.
— Сейчас, сейчас.! — Саньчик выдернул из щеколды сучок. Дверца люка опрокинулась в траву. Из квадратной дыры вылетело что-то… вроде как пушечное ядро, обросшее черной шерстью.
Ядро ликующе верещало и ухитрялось прыгать на грудь сразу Саньчику, Соне и мне. Я был в одну секунду облизан от кроссовок до ушей и едва устоял на ногах.
— Бумсель! Фу!.. Тихо ты! Кому говорят! Смирно, балда! — вопил Саньчик, уворачиваясь. — Сидеть!
Бумсель пронесся вокруг нас по стремительной орбите и вдруг сел на задние лапы. А передними замахал перед грудью. Вот, мол, какой я послушный…
Теперь появилась возможность его разглядеть. Курчавого и косматого.
Наверно, это был пудель. Скорее всего, не чистокровный, а со всякими примесями. Виделось в нем что-то и от терьера (который живет у наших соседей и которого я вежливо обхожу стороной). Мордашка бородатая такая… А глаза, как блестящие черные маслины. Здесь была тень, но в глазах Бумселя все равно горели солнечные точки. Из-за спины его разлетался мусор — там бешено вращался похожий на мохнатую кочерыжку хвост. Два пучка шерсти, заменявшие уши, то вставали торчком, то падали на глаза.
В одну секунду я понял, что в этом существе нет ни капли зла. Что никогда оно не рыкнет на меня, не гавкнет, не оскалит зубы, не ощетинится. Что в нем только веселье, любовь и счастье от того, что рядом есть приласкавшие его люди. Что оно готово всего себя отдать этим людям, слиться с ними в порывах радости…