– Ты за девкой этой сюда пришел или с Кощеем силой померяться? Учти, если я начну колдовать против его волшебства, он сам явится. А ты еще не вооружен, не готов.
Добрыня бурно дышал, глаза его наполнились слезами. Смотрел на Забаву во льду. Надо же… Смешная девчонка, о которой сперва особо и не задумывался, каким-то образом заполонила всю его душу. И разве он не надеялся втайне… О таком и не скажешь. Добрыня перевел взор куда-то во мрак, стараясь сдержать негаданно выступившие слезы. И даже вздрогнул, когда Малфрида сжала его плечо:
– Я попробую, Добрыня.
– Но как же? Сама ведь сказала…
– Он и так все знает о нас. Ну, может и не все. Однако и мы пришли сюда, не особо таясь.
Она поманила к себе Даа. Сава сперва хотел удержать парнишку, но потом отступил. Ему, как христианину, было отвратительно то, что сейчас собиралась сделать чародейка. Но он не стал навязывать свою волю: иное место, иные законы. И священник только отошел подальше, чтобы не смотреть.
Даа, кажется, не сразу понял, что с ним сделают, когда под нажимом руки Малфриды опускался на колени, спиной к ней. Стоял так, слышал, как она что-то бормочет у него за плечами, потом стащила с его головы олений остроухий колпак, волосы перебирала ласково. Все еще что-то говорила на непонятном ему языке, но потом полились и совсем иные звуки, похожие на скрежет сухого дерева, негромкий утробный рык, легкое посвистывание, словно ветер пробивается в узкую щель. И как такое человеческое горло может издавать? Даа стало страшно, он начал о чем-то догадываться, попытался встать… Но не успел. Резкий сильный взмах – и острое кремневое лезвие перерезало ему горло.
Добрыня чуть поморщился, когда увидел искаженное лицо Даа, который силился что-то сказать, но только захлебнулся собственной кровью. А Малфрида уже погрузила руки в страшную рану, пропускала темные потоки сквозь пальцы. Глаза ее горели огнем, лицо пошло трещинами, превращающимися в чешую, потемнело. И завывать стала по-звериному, когда брызнула жертвенной кровью на светлый лед, в котором неподвижно застыла Забава.
Добрыня знал, что, по словам волхвов, жертвоприношение увеличивает силу заклинания. Поэтому все время, пока шел обряд, оставался спокоен. Он ждал, чем все закончится, и просто смотрел на лед, на Забаву в надежде, что… И слышал, как голос ведьмы становился все больше напряженным, переходил на крик, визг, потом, затихая, в глухой стон превратился.
Малфрида почти упала на четвереньки, задыхалась. Но ничего не произошло. Забава оставалась в ледяном плену, тело Даа лежало в крови, где-то из глубин отдаленной темноты слышался треск и шорох, даже повизгивание, больше похожее на злорадное хихиканье. Ведьма подняла голову, посмотрела на сына. Выглядела она изможденной, бледной, под глазами появились тени. Даже желтое свечение погасло, и теперь очи чародейки походили на темные провалы.