Так пояснил кромешник.
– Ты раздавила почти все, когда металась в облике бездумного чудища. Воды было совсем мало, мне пришлось искать последние флаконы среди камней и осколков льда. Благо, что она все еще мерцала во мраке, когда все разошлись.
Разошлись? Значит, она, будучи драконом, не уничтожила их всех? Она почти не помнила, что тогда случилось. Зато помнила, как взлетала, напрягая силу всех своих крыльев, как неслась по темным пещерам, пока не набрала достаточно скорости, чтобы удариться о своды каменного подземелья. Раз, еще раз… Ту боль трудно забыть. И то свое отчаяние.
– Дивно мне, что ты смог воспользоваться чародейской водой, – произнесла ведьма, стремясь отвлечься от страшных воспоминаний. – Ты всегда был чурбан неотесанный, и волшебство тебе не давалось.
– Когда это было… – Кромешник поднял на нее темные дыры глаз. – Ты что, не смогла рассмотреть меня? Я стал совсем другим. И я многое могу, многое узнал и выучил.
Ну да, побывав тут, став таким…
– Зачем ты спас меня? – спросила Малфрида с вызовом.
Он как будто даже удивился.
– Но ведь и ты спасла меня некогда. Оживила после резни под Искоростенем. – И добавил зло: – Лучше бы ты тогда этого не делала!
Она вспомнила: кровавая бойня в древлянском лесу, пылающий град, реки крови, крики ярости и боли, повсюду трупы. Это была месть княгини Ольги за убийство мужа. И месть ее, древлянки Малфриды. О, как же она тогда хотела рассчитаться за прошлые обиды, за травлю и жестокость! Мечтала отомстить и Мокею, своему первому гонителю и насильнику. Но тогда, после победы над древлянами, чаша мести была переполнена, и Малфрида испытывала даже сожаление. Вот и решила: хоть одного спасу. Мокея. Он был весь окровавленный, но она не особо задумывалась, жив или уже отошел. Просто хотела дать ему еще один шанс остаться в миру. Вот и вернула его чародейской водой, а потом наложила заклятие, чтобы все забыл и исчез навсегда. Он и исчез93.
– Когда оживляла, не знала, что с тобой такое случится, – сказала ведьма, с удивлением уловив в своем голосе нотку раскаяния.
Мокей смотрел на нее темными немигающими провалами на месте очей.
– Моя душа тогда уже отлетела. Оживлять надо сразу же, не тянуть. Разве тебя этому не учили? А так ты вернула лишь частицу моей души. Может, она бы и восстановилась, однако я был тогда уже не человек, и Кощей выхватил меня из мира живых. С тех пор я тут. В услужении у хозяина Кромки.
Он вскинул голову, будто пытаясь показать, что его служба – нечто значительное и важное. А на деле… Теперь он кромешник, полутень-получеловек. И все же легкая судорога, пробежавшая по его лицу, указывала, что Мокей еще может переживать. Не только мстить и наслаждаться полученной им темной мощью, но и страдать. Хотя при этом глаза его оставались пустыми, как холодные черные камни.