– Любая жертва более угодна, если жертвующий делает это добровольно. Вот я и вызвался.
– И Ящера не боишься?
– Я боян, меня Велес по миру ведет и все, что есть под солнцем, показывает. И все мне интересно. А вот ящеров, которых хоробры многие годы назад перебили, мне видеть не доводилось. Отчего же не поглядеть? Хоть перед смертью.
Ведьма еще мешкала, когда он добавил:
– Я ведь понял уже, что ты велела служителям меня, пришлого, из чащи не выпускать. А тут хоть на такое диво дивное погляжу.
И Малфрида улыбнулась:
– Сообразительный, значит. И смелый. Что ж, мне такие любы.
Тут Добрыня не сдержался:
– Так кому такие нужны – тебе или Ящеру кровавому?
И, видя, как опешила Малфрида, понял, что не ошибся. Но улыбался ей лукаво и со значением. И его улыбка, как отражение в омуте, появилась и на ее лице.
– Ладно, приведете бояна, – сказала. – Такого мне даже интересно будет получить. И девку обязательно! – повысила она голос.
На притихшего Удала даже не посмотрела. А вот возле Савы склонилась.
– А за этого головой мне отвечаете! И чтобы все было выполнено в лучшем виде!
Перед отбытием им дали дурман-зелья. И хотя Добрыня постарался глотнуть как можно меньше, а больше пролить, все равно все вокруг казалось расплывчатым, нечетким. Может, потому посадник и не заметил, когда старуха Малфрида стала красивой молодицей… столь знакомой ему. Но сейчас даже это не произвело особого впечатления.
«Зачем меня поили, если я сам вызвался?» – вяло размышлял посадник, сидя в плывущей к заозерному берегу лодке.
Но Вышезор сказал – надо. Новый главный волхв держался величаво, хотя по роже было видно – счастлив необычайно, что соперника, мешавшего ему, Малфрида уничтожила. Потому именно он теперь должен провести обряд, по его наказу напоили жертв мутным варевом. И Добрыня пил. Как говорится, взялся за рукоять меча – нечего за других прятаться. А потом развезло его от пойла, как неопытного юнца после первой чаши зелена вина66. Вялый был, сонный, когда его переодевали в какие-то крашенные рыжим длинные одежды, стащили с тела защитную кожаную безрукавку-поддевку, а потом забрали и обнаруженные за голенищем ножи ромейской ковки. Даже ворчали, мол, хорош слуга Велеса, по гостям булат острый с собой носит. А как же без булата, когда на Ящера идут? Хотя на какого там Ящера… Сейчас Добрыне казалось, что хитрая Малфрида все это нарочно придумала, пугает всех чародейством.
А вот Сава только и говорил о Ящере. Мол, черный он, а глаза желтые, как у ведьмы Малфриды. Потом вообще несуразное плел, дескать, Ящер этот и есть сама чародейка. Но, когда зелье подействовало, затих, сидел в лодке поникший, даже плакал, всхлипывая. Горевал очень, что крест у него вятичи отобрали. Как же он без креста теперь?