„Он с нами“, — вспомнил Перелесов слова Грибова. С кем? Кто эти „мы“? Новые городские крепостники? И совсем странная, но естественная для акционера „Молота“ мысль посетила его: большевики не разрушали промышленность царской России, поэтому Провидение дало им шанс. А после того, как Сталин ударил по избам тысячью „Молотов“, оно же перевело Россию (СССР) в главный зал исторического казино. Но шанс был бездарно упущен, обменен на яхты и тысячеметровые квартиры для новых крепостников и — ваучеры убитого „Молота“ для народа.
У нынешних хозяев страны шансов нет!
Мысль была противоречивой, поскольку, во-первых, Перелесов был одним из этих хозяев, во-вторых, кому-кому, а ему-то точно было известно, что шансов нет. Он работал на уничтожение этих шансов. Хотя за годы, минувшие после смерти господина Герхарда, поводок, на котором бегал Перелесов, существенно удлинился. Иногда он уже сам не вполне понимал — кто держит поводок и в какую сторону бежать.
После неожиданной смерти немца Перелесов на некоторое время застрял в Синтре. За урной с прахом мужа матери приехали молодые, подтянутые люди, говорящие на звонком, как сплав стали и никеля, немецком. Господин Герхард завещал упокоить свой прах в таинственном пантеоне в Парагвае. Неведомый Германо-парагвайский союз ветеранов трансконтинентальных авиалиний взялся исполнить волю усопшего. „Мы вышлем вам фото участка и памятника, — пообещал Перелесову представитель Союза, — памятник будет стандартный, — пояснил он, — каменный немецкий крест с пряжкой армейского ремня“. „Ну да, конечно, Gott mit Uns“, — понимающе кивнул Перелесов. „Вам и вдове будет предоставлена возможность посетить место захоронения вашего родственника, — обнадёжил представитель Союза, — естественно, за наш счёт в удобное для вас время. Это тоже оговорено в завещании“.
Вернуться в Кёльн, закончить дела в колледже, отправиться на работу в Москву Перелесов смог только после того, как мать вышла из психиатрической клиники и вступила после медицинского и юридического подтверждения дееспособности в права наследницы имущества скончавшегося мужа.
Утром он практически не видел мать, плотно опекаемую полицией. Возле её комнаты поставили строгую вооружённую сотрудницу. Проходя мимо, Перелесов понял, что мать допрашивают, но услышал только мужские голоса. А потом увидел, что её выкатывают из дома на медицинской кровати, грузят в красный фургон Ambulancia emergencia и стремительно увозят.
„Бедная женщина лишилась рассудка, — шепнул, придержав рванувшегося за Ambulancia Перелесова дон Игнасио. — Винит себя в смерти мужа. Это естественно для любящей жены“.