А вот у войны, подумал Перелесов, корешок иной, как в зубе мудрости: оружие, кормёжка, отвага. В оружии у русских и немцев под Сталинградом недостатка не было. С отвагой сложнее из-за диаметрально противоположного её толкования воюющими сторонами. Поэтому советский солдат, из-за воображаемого господином Герхардом сходства с которым рассталась с жизнью горилла, как опытный стоматолог, взял гитлеровцев за самое уязвимое, мягенькое, готовое в любое (как только жратва и шнапс исчезнут) мгновение подгнить ответвление корня. Это был беспроигрышный вариант. Фашисты уж точно и помыслить не могли ходить за едой в русские окопы, потому что не факт, что она там была. Оружие, конечно, у них оставалось, а вот отвага определённо шла на убыль. Голодная отвага была в ту войну исключительно русским ноу-хау!
Теперь он знал, зачем к нему (с подачи матери, других вариантов не просматривалось) пожаловал Максим. Но у них на меня ничего нет, подумал Перелесов, никакого компромата, шантаж маловероятен. Ну да, наведывался в контейнер на набережной Москвы-реки. А кто по молодости не наведывался?
— Работает в конторе, — удивлённо посмотрел на него Максим, определённо не разделяя интереса Перелесова к его матери. — Я, собственно, по другому вопросу.
Но как тогда быть с глубинной немецкой отвагой, никак не мог отлепиться мыслями от военных дел Перелесов. Зачем-то же господин Герхард пошёл добровольцем на фронт, да ещё в самое пекло — под Сталинград? Явно не за деньгами. И Авдотьев, изобретая оптическую ловушку для зелёного луча, чтобы смотреть на динозавров, или генератор-передатчик, чтобы собирать пауков, совершенно не думал о деньгах. Они хотели (каждый по-своему) изменить мир. Это были явления разного порядка, но каждое произрастало из собственного, какого-то иного, не царского корня.
Нет, Перелесов не понимал таких людей, как господин Герхард и Авдотьев. А вот ты мне, дружок, понятен, ласково посмотрел на Максима, хочешь срубить по-лёгкому бабла… Ладно, пустым я тебя не отпущу, старая дружба с твоим отцом чего-нибудь стоит. Да и очки (Пра носила их до самой смерти, даже в шутку, если, конечно, это можно считать шуткой, просила себя в них похоронить, как иначе, спрашивала она, я увижу Бога, которого нет?) были хороши. Поэтому их и украли в больнице.
— Я догадываюсь, — отечески улыбнулся Перелесов Максиму, — по какому ты вопросу.
— Отлично! — Максим вытащил из кармана конверт, положил на стол перед Перелесовым.
— Это… что? — растерялся Перелесов.
— Семь тысяч евро, — ответил Максим, развернулся, пошёл к двери.