«Понятия не имею», — разозлился Перелесов. Ему захотелось выкатить кресло из ракушечной оперы да и спустить по наклонному пандусу в океан. Пусть пилигрим сам проверит — растворяет ли вода старость? Жаль только, кресло не позволит. В воде не тонет, в огне не горит. Вдруг оно, смутился Перелесов, сканирует мои мысли? Ему вспомнился рассказ Куприна, где почтенный генерал, отправляясь после обеда отдыхать, произносил: кто куда, а я в объятия Нептуна. Наверное, тоже растворял старость.
«Идиот! — с отвращением произнес пилигрим. — Уже тысяча семьсот лет председателем Общества пилигримов является Иисус Христос!»
«Смерть растворяет всё на свете. — Пилигрим не на шутку разозлил волонтёра Перелесова. Деятельное внимание (как старость в воде?) неудержимо растворялось в его недружественном поведении. — Он вдруг вспомнил теорию Авдотьева, что земля чуть ли не на две трети (видимо, за вычетом гор и раскалённых, куда не ступить босой ногой, пустынь) состоит из дерьма живущих и праха умерших существ. — Растворение, — перевёл Перелесов на английский, несколько изменив, русскую поговорку, — мать учения».
«Это так, — вывернул из кресла похожую на корнеплод голову и, как показалось Перелесову, впервые его внимательно рассмотрел пилигрим, — но я бы уточнил: правильное растворение — мать учения. Тебе ещё много раз предстоит растворяться, не ошибись. Не из каждого раствора вылезает кристалл. Герхард… он тебе кто?»
«Муж матери», — растерялся Перелесов. Язык не повернулся назвать господина Герхарда отчимом.
«Хорошее родство, — кивнул, отключив в кресле электромотор, пилигрим, — избавляет от ненужных иллюзий. По статистике, каждая седьмая жена рождает ребёнка не от мужа. Ты правильно растворился. Кристалл уже лезет. Передавай Герхарду привет».
Если он сам… не растворился, подумал Перелесов, с трудом удерживая катящееся по пандусу к причалу кресло.
У причала на слабой волне покачивался катер с мачтой-подъёмником, как понял Перелесов, для кресла заместителя председателя Общества пилигримов.
«Когда у вас перевыборы?» — поинтересовался он.
«Сам как думаешь?» — с высоты подъёмника дребезжащий голос пилигрима прозвучал с какой-то архангельской пронзительностью и ветхозаветной мощью.
«Уже состоялись? — пискнул, как мышь, Перелесов. — Или никогда?»
Пилигрим не ответил. Заботливо подхваченное руками стюардов, кресло опустилось на палубу катера. В белоснежных кителях и фуражках с золотыми кокардами они напоминали ангелов. Катер оттолкнулся от причала, развернулся и взял (по гипотенузе) курс на огромную белую яхту, айсбергом стоящую на рейде.