Согласовав с представителями харбинской фирмы «Лесное чудо» по линии своего министерства многоступенчатый государственный контракт аренды участка приграничной дальневосточной тайги на сорок девять лет, Перелесов вспомнил, как облетал ранней осенью на вертолёте этот, размером со Словакию или Словению, не меньше, участок.
Кедрово-лиственный лес был густ, как жёлто-красное алычовое варенье с вкраплениями перетёртого с сахаром фейхоа. По сопкам бежала упругая воздушная волна, когда вертолёт зависал над лоскутными, напоминающими птичьи крылья, жилищами нанайцев в этнографическом заповеднике, полянами диковинных цветов, давно покинутыми, чёрными поплавками уходящими в земную глубь скитами старообрядцев.
Тайга была полна жизни и скрытой энергии. Семейство изюбрей поспешало за рогатым, продирающимся грудью сквозь кусты и подлесок отцом, а на речной песчаной отмели отдыхали объевшиеся рыбой медведи. Даже рёв вертолётного винта не побуждал их сдвинуться с места. Набитые животы, как якоря, держали медведей на отмели.
Потом Перелесов вспомнил чёрные пни, выжженную землю, летающую сажу на другой приграничной территории, переданной на схожих условиях китайцам пять лет назад. Особенно озадачил его шест, увенчанный оскалившимся тигриным черепом с продетым в глазницы электронным ошейником. Он тогда подумал, что если существует ад, то он выглядит именно так. Какие сорок девять лет, ужаснулся Перелесов, им плевать, что мы охраняем тигров, следим за их передвижениями со спутников!
Одобрив предложение китайских партнёров поставить на месте тайги деревообрабатывающий комплекс, ферму для разведения нутрий, тепличный комбинат для выращивания лекарственных растений, Перелесов заявил, что цена контракта, тем не менее, представляется ему заниженной. Китайцы встревоженно посмотрели на расплывшегося в кресле Грибова. Тот ответил, что условия обговорены высшими руководителями двух стран, а потому пересмотру не подлежат, после чего предложил перейти к обсуждению имеющих отношение к национальной безопасности деталей контракта в специальном, защищённом от электронного проникновения помещении.
— Все свободны, — объявил Грибов мидовскому переводчику — ушастому, зыркающему по лицам и явно что-то мотающему на ус парнишке, — дальше будет работать наш специалист.
— Я тоже свободен? — уточнил Перелесов.
— Вы, господин министр, в первую очередь! — испепелил его взглядом Грибов.
На обратном пути в министерство Перелесов задумался о семье экономического чекиста Грибова: разъевшейся, не влезающей в шубы ходовых размеров (Грибов заказывал ей в особом меховом ателье в Швейцарии) жене, тупо и злобно ревнующей мужа к бесчисленным молодым девкам, охочим до денег и покровительства; похожих друг на друга и тоже раздавшихся вширь капризных дочек, упорно не желающих ходить в школу в России, рвущихся в Шотландию, где Грибов тихо прикупил, записал на своего садовника, да и отремонтировал небольшой средневековый замок; живущих в отдельных флигелях и постоянно выясняющих отношения родителей Грибова и его жены. Родители жены ходили в девяносто первом году защищать Белый дом от ГКЧП, а грибовские в девяносто третьем — Верховный Совет от Ельцина. Но это было далеко не единственным поводом для их взаимной неприязни.