Василич. Оформленный охранником, он нёс службу с достоинством бессознательного социалиста, в общем-то не возражавшего быть немного крепостным.
За невысоким и тщедушным Василичем ходил по пятам огромный чёрный терьер со спутанной чёлкой и напоминающей (когда зевал) красную, в обрамлении крокодильих зубов яму пастью. Терьера с нетипичным для здешних краёв именем Верден (неужели в честь знаменитого сражения Первой мировой войны?), по словам Василича списали из охраны Великолукского мясокомбината за покус пьяного прапорщика, а ещё раньше с питерской таможни, видимо, за покус контрабандиста. За два покуса служебной собаке полагался расход, о чём Перелесову не уставал напоминать нанятый немцами в соседней Белоруссии — до неё от базы было двадцать километров — прораб. Немцы, неплохо изучившие Белоруссию за годы двух мировых войн, не без оснований полагали, что там народ честнее, а расценки на стройматериалы дешевле. Может быть, белорусский прораб и был честнее и трудолюбивее русского аналога, но собак точно боялся больше. Верден это чувствовал, порыкивал на прораба, пытался даже заносить мохнатую ногу, чтобы его унизительно пометить, но тот успевал, матерясь, отскакивать.
Наблюдая издали, как величественно и несуетно движется по базе Василич (он даже как будто становился выше ростом) в сопровождении косматого чёрного терьера, Перелесов (по методу доктора Фрейда) составил его психологический комплекс. Дед бессознательно, как в социализме, искал в Вердене защиту от непонятного, злого, обрушившегося на него государства, где не было предусмотрено места таким, как Василич.
Но имелась, как и положено у доктора Фрейда, антитеза: свирепостью, мощью, непредсказуемостью (покусы) Верден одновременно олицетворял для Василича это самое государство, во враждебную сущность которого он, будучи бессознательным социалистом, не мог окончательно поверить. А потому кормил пса, ухаживал за ним, опять же бессознательно проверяя жизнью Христову истину, что за любовь — со стороны государства ответно воздастся любовью, а не по кусом.
Перелесов оставил Василичу Вердена под строжайшую (ещё раз кого-нибудь укусит — сядешь!) ответственность и даже назначил (из своего кармана) ежемесячное содержание псу. «Да ты чего, Леснович, — местные люди (бессознательно?) считали Перелесова евреем, — это две мои пенсии!». «Вот и корми от пуза, чтобы на людей не бросался!» «Да он ни-ни! — не поверил свалившемуся на него (еврейскому?) счастью, Василич. — Только на дураков, если сами лезут, или… — задумчиво потрепал Вердена по круглой и лохматой, как в кавказской папахе или в какой-то особенной раввинской кипе, голове, — от кого сильно разит».