Заставь ее замолчать, повторили мы…
И он послушался.
Он всем своим весом навалился на нее, и они стали бороться, биться и царапаться, пока кровать не затряслась и лампа на столике у кровати не зашаталась, а потом они достигли равновесия, он прижался грудью к ее спине, обхватив рукой ее шею, а она зарылась лицом в матрас.
Хорошо, сказали мы. Теперь продолжай. Продолжай делать, что делаешь. Не позволяй нам тебя прерывать. Ты ведь этого хочешь, так? Ты же знаешь, что хочешь. Так продолжай. Закончи. Закончи, что начал.
Он сглотнул, глядя на жуткую девицу, которая перестала биться и затихла; волосы ее лежали спутанным гнездом тусклого золота.
Пожалуйста, не заставляйте меня, сказал он.
Наконец-то: хоть узелок сопротивления. Но в итоге он ничего нам не дал, потому что наш друг был таким жалким, лежал перед нами, такой маленький, а мы – мы заполняли весь мир. Мы могли бы прямо тогда уйти, выяснив все, зная, что мы можем сломить его, сломать, – но мы не ушли. Мы остались, и он сделал то, что мы ему велели. Вскоре кожа жуткой девицы стала пергаментно-белой, за исключением пестрых синяков, расползшихся по бедрам, и двигаться она перестала, разве что он ее двигал, и крепкий узел ее руки ослабел, а пальцы раскрылись. А он все продолжал; в комнате потемнело, потом вернулся свет, воздух загустел от запахов, а мы все держали его на месте, и он делал, что мы ему велели. Когда мы велели ему остановиться, ее глаза превратились в голубые стеклянные шарики, а сухие губы поднялись высоко над зубами. Он откатился и застонал, он попытался отползти от нее, от нас, но мы положили ему руки на плечи, и пригладили его мокрые волосы, и стерли слезы с его щек. Мы поцеловали его, мы обвили его руки вокруг нее и прижали его лицо к ее лицу. Плохой мальчик, сказали мы тихо, когда оставляли его.
Посмотри, что ты натворил.
Посмотри, во что ты играешь, детка
Джессике было двенадцать в сентябре 1993-го – двадцать четыре года с убийств, совершенных Мэнсоном, пять лет с тех пор, как Хилель Словак умер от передозировки героина, семь месяцев до того, как Курт Кобейн выстрелил себе в голову, и три недели до того, как мужчина с ножом похитил Полли Клаас с пижамной вечеринки в Петуламе, Калифорния.
Семья Джессики переехала из Сан-Хосе, где Джессика была самой популярной девочкой в своем шестом классе, в Санта-Розу, где она неловко вращалась по орбитам вокруг нескольких групп друзей: популярные друзья, которые не обращали на нее никакого внимания; ее близкие друзья, милые, но скучные; и те, кого она втайне считала своими плохими друзьями, которые ее больше всех привлекали, но были и самыми противными, их шутки впивались ей в кожу, как гвоздики. С плохими друзьями она могла общаться только короткими, волнующими всплесками, пока не начинала ощущать себя больной и вымотанной, и тогда ей приходилось отступать к близким друзьям, чтобы прийти в себя.