К Ольге сыщика не пускали. Слишком неприглядны процедуры лечения холеры… И он поселился в Михайловской больнице. Но и бараки тоже навещал ежедневно.
Так мучительно прошли четыре дня. И Бог услышал молитвы хороших людей. Сначала миновал кризис у Ольги Владимировны, и она пришла в себя. А через день Азвестопуло тоже открыл глаза и отчетливо сказал:
— Щец бы сейчас…
Алексей Николаевич вышел в садик при больнице и долго переводил дух. Он был счастлив. Словно высоко в небе открыли окно, и на землю подул добрый целительный ветер…
Глава 13
Лыков сводит счеты
Придя в себя как бы вдруг, статский советник начал отдавать приказания. Оказалось, он не просто сидел в скорби, но еще и думал. Первое, что сделал Лыков, это поехал в Малую Вишеру. Он помнил, что попал в одного из бандитов, и теперь хотел взять след.
На станции сыщик собрал всех, кому полагается находиться возле поездов: носильщиков, буфетчика и жандарма. И задал им вопросы:
— Кроме наших, были другие раненые? И в какую сторону они поехали? А может, тут труп подобрали?
Он был уверен, что скоки добили своего или увезли в Москву. Но ему дружно ответили, что таких никто не видел. И покойник нигде не валялся.
Новость не вписывалась в понимание статского советника. Неужели ребята сели в тот же поезд, что и сыщики? И повезли пострадавшего обратно в Петербург? Это уже наглость. Как они не побоялись? Однако и в их поезде никто не помнил других увечных, хотя Лыкова узнали все.
— Не может такого быть!
— Как же! Вас помним, все руками вокруг себя шарили, словно в забытьи… Одноглазку свою потеряли[59]. А других никого!
— Может, пьяные в поезд ломились?
И тут спохватились носильщики:
— Ага, вашскородие! Херые были. Один все спотыкался. Без чувствов его занесли, двое с боков тащили.
— А почему вы решили, что это пьяный? Песни он горланил или матерился?
— Ни то и ни другое. Упился человек до потери разума. Только горлом булькал и жалобно так подвывал… Рожа широ-о-кая!
— В какой поезд они сели?
— В тот же, что и вы. Пригородный нумер семнадцать.
Сыщик отправился обратно. Прошло пять дней, след уже остыл, но он надеялся на удачу.
Николаевский вокзал — один большой бедлам. Никто ничего не помнит, никто ничего не видел. Статский советник потолкался по дебаркадерам и явился на биржу извозчиков. Вынул полуимпериал и давай его подбрасывать в ладонях. «Агамемноны»[60] сразу оживились.
— Так что угодно вашей милости?
— Пять дней назад с семнадцатого пригородного раненые сходили?
— Так вы и сходили. Жандармского унтера сопровождали и сильно по нему убивались. Помним, а как же!