Я отняла руки от лица, переместив их к груди. Алые змейки заспешили по коже, врезаясь в тёмную ткань камзола и исчезая где-то внутри.
— Ты сжигаешь меня, Элиза, — кажется, губы Велора совсем не слушались. — Ты сжигаешь меня, и я не знаю что же мне…
— Прости, — отпрянула я, с сожалением закусив губу.
— Нет… — Велор, на ощупь отыскав и поддев мои пальцы, вернул ладонь обратно. Прижал к себе до боли так, что на подушечках наверняка останется рисунок от серебряных пуговиц. — Я хочу чувствовать… это. Позволь мне ещё немного…
Он замер на несколько секунд, глубоко дыша, а затем открыл глаза, и пелена с его лица окончательно спала, усилив чувство нереальности происходящего во сто крат.
Некоторые тёмные пряди его волос теперь серебрились инеем седины, но глаза живо сверкали.
Радужку правого глаза Велора всецело заливала синева. Морская, глубокая, но куда холоднее, чем предшествующая ей сталь. Левый же глаз оставался исконно серым. Лишь пара искорок огня сновала по кругу. Расцветала янтарной рыжиной и угасала, неизменно появляясь вновь и вновь, будто и впрямь подпитываемая моим пламенем.
— Никто тебя не тронет, Элиза, — прошептал Велор, стоя несоизмеримо далеко и в то же время волнующе близко. — Мне целый мир не помеха. Если придётся, я его дотла сожгу.
Лишь по движению его губ я поняла, что говорит он совсем на другом языке. Перелагатель с ним не справлялся, но отчего-то перевод и не требовался. Я понимала сама.
Чтобы понимать, порой не нужны ни глаза, ни уши. Достаточно лишь души. Движений тела и прикосновения губ.
И едва ледяное дыхание Велора сплелось с обжигающим горло моим, намереваясь вернуть потерянное по воле злой судьбы и под гнётом глупых поступков равновесие…
— Хватит!
Будто самортизировавшая резинка тарзанки, что-то выдернуло меня из тёплых объятий небытия, которое, вопреки здравому смыслу, стало едва ли не целой вселенной.
Толчок в грудь, и кровь прилила к лицу. Запульсировала в висках, наверняка раскрасив тонкой сетью капилляров глаза.
Снова толчок. Я попыталась увернуться от ударов, но куда уж там!
Нет. Это шло изнутри. Что-то било и крушило рёбра, будто бойцовскую грушу, изнутри!
— Велор, да какого хрена ты…?
Ругательства, да и сам Эдмонд с раскрасневшимся, блестящим от пота лицом вклинился между нами и, сжимая рунный шарик, сотворил заклинание, что оттолкнуло Велора, вынудив отступить на несколько шагов.
— Нет…
Казалось, я лишь выдохнула, сморгнула проступившие слёзы, и пламенный кокон вокруг ослабел. Взрываясь, загрохотали руны, что пиявками присосались к нему вдоль и поперёк, и бреши в моей единственной защите с каждым мгновением становились всё внушительнее.