С его уходом я будто осиротела. Не с кем было уже бродяжничать, и никому-то не было до меня дела. Только он понимал свою «Умку», свою соловушку, которую загодя уже так жалел! Как жалеют циркового коня, на котором вдруг начали возить воду… И хоть в жизни моей случилось немало и других потерь, но ни одна не сделала меня столь безутешной, как смерть деда.
Мысленно я часто обращалась к нему, рассказывала о сокровенном, спрашивала совета. Особенно когда было муторно на душе, или предавали друзья, и казалось, нет больше сил ни на борьбу, ни на саму жизнь. И странное дело: стоило мне о чем-то попросить деда, как это «что-то» исполнялось. Самым, казалось бы, непостижимым образом. Не отсюда ли не покидавшее меня ощущение, будто не одна я на свете, и мой ангел-хранитель всегда где-то поблизости…
Вот только на кладбище не ходила — не могла. Для меня дед так и остался живым. И лишь той памятной весной, в канун Дня Победы, меня вдруг неумолимо потянуло туда, на Князь-Владимирское захоронение, словно неведомая сила, в одночасье все во мне перевернув, позвала, подхватила, понесла, и я уже и думать ни о чем не могла, пока не отыскала дорогую сердцу могилку…
…Овальная арка из черного гранита, с высеченным на ней барельефом деда в смокинге и бабочке, стояла там, где ей и положено было стоять. Сухая прошлогодняя листва, перезимовав, оголилась теперь в лучах весеннего солнца, устилая плотным ковром землю и приглушая мои шаги. И лишь толстые трухлявые сучья, не выдержав тяжести набухшего снега, оторвались от столетнего родительского ствола и трогательно обнимали памятник, защищая его от всех непогод. Где-то надо мной наперебой галдели ошалевшие от долгожданного тепла вóроны, такие же древние, как и сами деревья. Мистические во всех отношениях птицы с огромными сильными крыльями! Они оглашали округу зычным гортанным криком, оповещая, что кладбище — их вотчина, и всякое появление здесь человека — посягательство на их законные владения…
— Ну, здравствуй, дед!.. Вот я к тебе и пришла…
Постояла, сгребла в мешок сухую прошлогоднюю листву, оттащила на мусорку. Потом тщательно протерла памятник влажной тряпкой, положила на гранит угощение, сигаретку, букетик белоснежных хризантем. И слушая шелест молодой листвы на ставшей такой уже высокой березке, долго еще сидела возле могилки на прогнившей скамейке, ведя с дедом неторопливый разговор длиною в жизнь…