Полюби меня (Миленина) - страница 77

Тут он осекся и резко отвернулся к морю. А мое сердце гулко забилось. Сейчас он скажет, что, если у него получится, он вернет меня в мой мир. И, может быть, стена рухнет — я смогу сказать ему и о своих планах... Альберт, ну давай же! Ты почти перешел черту! Но он замолчал. А я, ошарашенная, не знала, что сказать.

— Спасибо... — нелепо прошептала я.

— За что? — криво усмехнулся он. — За то, что взвалил на тебя все это? А ты даже не упрекаешь меня!

— Я... я больше не сержусь на тебя... — тихо сказала я. — И не считаю тебя чудовищем...

— А ведь я чудовище и есть! — горько рассмеялся он. И вдруг резко сделал шаг ко мне. Сердце забилось раньше, чем он обнял меня — от ощущения его уверенной силы, от непонятной ярости, что чувствовалась сейчас в нем. Обхватил меня за талию, притянул к себе, другой рукой скользнул мне на затылок и, запрокинув мою голову, вгляделся в лицо.

— Альберт, я... — растерянно прошептала я, плохо понимая, что хочу сказать. Мир растаял — оставалось только его лицо, полное странной ярости, почти злобы и какой-то болезненной, тонкой нежности одновременно.

— Тшш... Тая, тшш... — тихо сказал он, рассматривая мое лицо. — Ты такая красивая... Не такая, как они все... Неправильная, не такая… И самая красивая. Во всем...

Склонился ко мне и завладел моими губами. Уверенно и нежно, страстно и горячо. Но не как тогда, на пляже... По-другому. Не обладание... хотя и оно тоже. Другое чувство. Искреннее, тонкое...

Жар пробежал по душе и телу, заставляя мир вокруг исчезнуть, оставить только уверенное, но нежное движение, когда он языком раздвигал мои губы, проникал им внутрь, и чувство невесомости, когда приподнял меня. Опорой остались лишь его руки — сильные, напряженные, они бродили от шеи до талии и зарывались в волосы с каким-то отчаянием.

Я хотела отстраниться, но губы сами ответили на поцелуй. И он стал долгим, глубоким. Время словно остановилось, растворилось в нашем неожиданном единении. Потом его губы стали настойчивее и медленнее при этом — он смаковал касание, длил его и не отпускал меня. Отстранись он хоть на мгновение, и я не сдержу стон, сама прильну сильнее, забыв, где я, с кем и почему...

И Альберт отстранился, скользнул губами мне на шею, сильнее запрокидывая мою голову, обжигая, заставляя желать, чтобы его губы оказались ниже, ближе к вырезу платья. А стон прорвался сквозь прерывистое дыхание. Я понимала, что, наверное, нам обоим уже не остановиться.

— Тая... маленькая моя... — услышала я хриплый шепот. От подхватил меня и посадил на уступ скалы, руками потянулся к завязкам на спине моего платья... Как же я хотела этого! Избавиться от одежды, которая вдруг показалась стягивающей, мешающей, ощутить его горячую кожу...