Но Хрулев уперся и ни с места. Это, говорит, неправда. Они, говорит, вполне могут сами выгрузить вагоны и погрузить в них солдат. Тогда Берия сказал: „Слушай, выйдем в ту комнату". Что они там говорили, не знаю, но Андрей Васильевич вышел оттуда бледный и молча нас покинул. Я уехал в НКПС вместе с начальником Главного управления движения Г. В. Ковалевым и не ушел от него, пока не подали порожняк для войск Рокоссовского, и войска начали погрузку»[170].
О чем Берия говорил с Хрулевым в закрытой комнате, достоверно не известно, однако угадать можно. Это был как раз тот случай, когда он впадал в ярость и начинал произносить, по выражению генерала Судоплатова, «слова, которые никак не ожидаешь от члена Политбюро». Проще говоря, так орал матом, что вгонял собеседника в ступор.
Все тот же Новиков вспоминал совершенно дивную историю. Весной 1942 года у них на заводе в Ижевске вдруг появился некий генерал-лейтенант госбезопасности по фамилии Ткаченко. Представившись, он заявил, что послан Берией наблюдать за ходом производства пулемета «максим». Директору завода так и не удалось выяснить, какое у генерала было задание, но «разведка доложила», что «Ткаченко сейчас без должности, до этого был в Литве, там якобы перестарался: постреляли невинных людей. Оттуда его освободили, а нового назначения пока не дали».
Ходил он, ходил по заводу, а потом заявил, что нашел-де вредителей — двух начальников цехов. Никакие возражения директора завода и самого Новикова во внимание он не принимал.
Глубокой ночью в кабинете Новикова в Ижевске раздался звонок по ВЧ. Звонил Берия. Поспрашивал о работе завода, о работниках, в том числе и начальниках цехов. Потом спросил:
«— Слушай, а где Ткаченко?
В этот момент Ткаченко появляется в дверях.
Я отвечаю:
— Он куда-то уходил, а сейчас вот появился в дверях.
— Дай ему трубку.
Ткаченко берет трубку. Дальше слышу через каждые три-четыре слова такой мат, что... Короче, смысл сводился к следующему: „Я зачем тебя, сволочь такая, послал к Новикову — шпионить за ним или помогать ему? За твою телеграмму ты, такая-то б..., подлежишь расстрелу. До тебя доберусь. Не тем делом ты занялся, я тебя помогать послал, а ты чем занимаешься? По привычке кляузы разводишь на хороших работников? Расстреляю".
Ткаченко стоит не бледный, а синий, и только бормочет бесконечно: „Слушаюсь, товарищ нарком“.
Затем Берия бросил трубку. Такого «воспитания» я в жизни не слышал ни раньше, ни позднее. После этого случая Ткаченко ко мне не появлялся примерно дней десять. А вскоре и совсем уехал куда-то»