По истечении некоторого времени суд потребовал от росписчика подсудимого. Росписчик не знал, что ему делать, потому что не имел никаких сведений о месте жительства того человека. Не знал, чего он, собственно, понадобился суду. Что оставалось делать? Нужно было отправиться в город, из которого мещанин тот получал себе виды на прожитие. Достаточного количества денег у росписчика в это время в наличности не было, и он счел за лучшее самому скрыться.
Дома он не жил, но каждодневно бегал по всей Москве, по харчевням, кабакам, пивным и трактирам, расспрашивая у каждого встретившегося ему лица о неизвестном ему самому мещанине, описывая при этом его приметы. Чего это ему стоило и с каким трудом сопряжены были его поиски… Так целый месяц он искал того, кого видел не больше трех раз.
Однажды днем, в отчаянии, он сидел в одной из пивных лавок, думая о необходимой поездке в тот самый город. Но как отправиться без денег, с христовым именем? Просить подаяние — трудно, потому что он был порядочно одет. Пожалуй, никто и не подаст, к тому же у него и самого не было вида, так как он был оседлым обывателем в Москве. Так сидел он, облокотясь на стол руками, поддерживая ими склоненную голову, и смотрел исподлобья на каждого входившего в пивную лавку, как смотрит иногда пьяница с похмелья, не имея возможности опохмелиться и желая встретить кого-либо из своих знакомых с деньгами.
Тут вышли две торговки с поношенным товаром: в руках у одной были женские и мужские сорочки, а у другой — два сюртука с брюками, пальто и суконная фуражка. Они сели за его стол и приказали подать им пару пива.
Росписчик взглянул на пальто, и коричневый цвет сукна что-то напомнил ему. Он спросил: дорого ли стоит пальто?
— Три целковых, — отвечала торговка.
Росписчик, рассматривая пальто, сказал:
— Видно, носил его какой-нибудь мастеровой, уж больно оно засалено.
— Не знаю, батюшка мой! Мне отдала продать его женщина, у которой жил какой-то безродный мужчина на хлебах, да, вишь, заболел холерой и помер в больнице. Вот она и продает его вещи, выданные ей из больницы. Он, вишь, был должен этой женщине.
— А где живет эта женщина? — по какому-то предчувствию спросил росписчик у торговки. — Я хочу к ней сходить сам да поторговаться, не уступит ли она его подешевле — я человек-то не богатый, а пальтишко-то мне нужно.
— Пожалуй, коль ты мне дашь двугривенничек на чай, так я тебя до нее доведу сейчас же, потому что живу от нее через дом.
— Хорошо! — сказал росписчик.
Торговки допили пиво, и все трое отправились к Серпуховским воротам.