– Эдриэнн – потрясающая женщина, правда? Я бы ее не упустил.
Чарльз искоса посмотрел на сына.
– Она может не захотеть иметь дела со мной.
– Время покажет, – сказал Чарльз. – Уилл, я очень рад, что мы поговорили.
– Я тоже, папа. Это все меняет.
Уилл обнял отца за плечи, и они медленно направились к дому, наслаждаясь теплом, исходящим от солнца, залившего ярким светом все вокруг.
Когда он поднялся на заднее крыльцо, он увидел Эдриэнн, стоявшую у раковины. И он понял, что назревает еще один шторм, на этот раз в глубине ее глаз цвета кофе.
Когда он вошел в кухню, Эдриэнн повернулась и посмотрела на него.
– Можно с тобой поговорить? – спросил он.
Она вскинула голову, словно ожидая удара.
– Конечно.
Она позволила ему взять ее за руку и отвести в парадную столовую, предоставлявшую большее уединение, чем кухня.
Он вздохнул.
– Ты была права, когда устроила приезд мамы и папы.
Комната была только что покрашена, не считая нескольких крохотных участков на полу, на которые не хватило краски. Эти участки были совсем незаметными. Чтобы увидеть их, нужно было пристально присматриваться. Но Эдриэнн знала, что они есть. Хотя вся комната выглядела роскошно, она могла видеть только эти участки.
В его глазах появилась мольба, когда он увидел, что отчужденное выражение ее лица не изменилось.
Она чувствовала его радостное настроение, когда он завел ее в эту комнату. Это была радость человека, у которого все в порядке. Но сейчас она заметила на его лице замешательство.
– Когда я научусь прислушиваться к твоим инстинктам? Попс счастлив. Они с Сарой вместе. Я наконец понял своего отца. Ты была права.
Она прищурила темные глаза.
– Ах так, я была права?
– Да.
Он протянул к ней руку, но она отступила назад. Ее лицо оставалось непроницаемым.
– Я пытаюсь принести тебе свои извинения.
Она резко оборвала его:
– Ну, так делай это.
Он нахмурился.
– Мне очень жаль, Эдриэнн. Честно.
– Ничего страшного, – сухо парировала она.
Пока они разговаривали, она вытирала руки кухонным полотенцем. Но при этом не спускала свирепого взгляда с Уилла.
В его глазах появилась озабоченность, словно он пытался и не мог понять ее реакцию.
– О’кей, – медленно начал он. – Ты все еще злишься. Я тебя понимаю.
Она швырнула полотенце на стол.
– Я не злюсь. Я ожидала этого, оказалась права, и теперь все кончено.
Ее голос был твердым и ровным.
– Ну, – произнес он с запинкой, – у тебя талант исправлять людей. Я хочу, чтобы ты знала, что с нынешнего момента я не буду оспаривать никаких твоих суждений.
Из соседней комнаты донесся смех, который словно застыл, натолкнувшись на царившее в столовой напряжение.