— Кстати, Дюри, почему вы не купите себе машину?
— Потому что я не хочу иметь машину.
— Вы не купите машину, даже если женитесь?
— Я не женюсь.
— Почему?
— Потому что не хочу жениться.
— Вы шутите?
— Предположим.
На набережной сидят студенты университета: девушки, ребята, все держат в руках книги, а сами смеются.
Я встревожилась. Я знаю Дюри десять лет, за это время действительно надо было бы жениться. Ему тридцать семь лет, его пьесы ставят за рубежом, чего он ждет?
— Вы никогда не были влюблены? — вдруг спросила я.
— Я постоянно влюблен.
— Неужели?
— Конечно.
— И сейчас?
— Естественно.
— Надо же, вот уж не поверила бы.
Я не осмеливаюсь дальше приставать с расспросами. Он и так уже сказал страшно много. В том, что касается женщин, он самый скрытный мужчина в мире. Об этой стороне его жизни даже Лаци ничего не знает, а ведь он самый близкий его друг. В театральных кругах, конечно, всякое о нем болтают, поскольку всех сжирает любопытство. Однако все напрасно, раскрыть эту тайну не удалось никому. Я уже, например, слышала, что он нечувствителен к женским чарам. И даже еще кое-что похуже. Скверные сплетни и жалкие домыслы.
«Постоянно влюблен». Я рада, что он в этом признался. Может быть, после спектакля, если будет большой успех, он скажет и больше. Мне было бы спокойней, если бы я знала, что он счастлив.
Его пассия, мне так кажется, должно быть, страшно умная женщина. Эстетка, шекспировед или что-нибудь в этом роде.
— Как ты думаешь, Дюри, в двадцать первом веке Шекспир будет так же популярен, как сейчас? — спрашивает утром в постели дама-эстетка в пижаме.
— Думаю, да.
— А по-моему, он будет еще популярнее.
— Почему?
— Потому что драма сейчас ужасно деградирует.
— Где?
— Везде. Исключая, разумеется, венгерскую драматургию.
— Ух ты!
— И в первую очередь твои пьесы.
— Конечно, но, может быть, Сартра тоже не забудут.
— Вряд ли, у Сартра нет таких хороших типов, как у тебя. У него только философия.
— А у меня, наоборот, с философией плоховато. Критики вечно пишут, что у меня неясная философия.
— Ничего, прояснится. В двадцать первом веке все ясно увидят твою философию.
— Ты думаешь?
— Совершенно уверена. Если предположить, что двадцать первый век вообще наступит.
— Почему бы ему не наступить?
— Откуда я знаю? Много чего может случиться.
— Написать мне драму, чтобы двадцать первый век был?
— Напиши!
— Хорошо. Главной героиней будет восхитительная молодая женщина, радость всего человечества. Это будет роль для Кати Кабок.
— Ты прав. Эта Кабок сейчас самая талантливая молодая актриса Будапешта.
Ужас, я не умею выдумать ни одной умной женщины: как только за это берусь я, она тут же превращается в дуру. Счастье, что Дюри не умеет читать моих мыслей. В самом деле, какой может быть его возлюбленная? И о чем они разговаривают? В жизни не угадаю.