— Оставь ты эти шаманские штуки. Даю слово, домой мы вернемся вместе.
— Спасибо.
— И вы будете с Кати счастливы.
— Дурачина ты, братец… Ну да ладно, валяй говори, я тебя слушаю с удовольствием.
На премьере «Дочери колдуна» он играл англичанина, морского офицера в белом кителе. Лейтенанта Гамильтона.
На ночь нас поместили в спортзал провинциальной гимназии. Те, кто успел захватить маты, сразу устроили себе что-то вроде отдельного номера; там было относительно мягко, и места на них продавали за деньги. Некоторую возможность отделиться от массы давали смелым экспериментаторам разборные гимнастические снаряды; особенно высоко ценились детали, обитые кожей. Те из пленных, у кого оказалось больше фантазии, вскарабкались по шведской стенке и устроились наверху, на подоконниках. Каждый такой подоконник мог предоставить царское ложе четырем находчивым смельчакам.
Мы с Мангером нашли себе сносное место в дальнем углу, у стены. Он постелил на пол пальто, мы легли и накрылись, как одеялом, моей шубой. О гимназии этой ходили разные слухи. Одни говорили, что она лишь перевалочный пункт; другие считали, что здесь будут выяснять наши личности; третьи клялись, что с утра начнется набор в добровольческие отряды против немцев. Кто-то уверен был, что в гимназии собрано тысяч десять военнопленных; с ним спорили: какое там десять, все двадцать.
Какой-то ефрейтор убеждал соседей, что среди нас скрываются нилашистские предводители; молодой гонвед с красной лентой на шапке разыскивал соратников-партизан; мужчины из трудовых отрядов расспрашивали, где тут какой-нибудь штаб или центр. Русские в коридорах раздавали еду, и многие пленные, держа котелки с фасолью, бродили, ища себе место в роящейся человеческой массе.
Начинался денежный кругооборот, складывались цены на хлеб и на сахар; прошел слух, что некая предприимчивая компания выкрала из гимназической часовни облатки для причащения и, разделив их на несколько сотен порций, основала банк. Жизнь кипела ключом; прямо над нами какие-то проворные молодцы сняли со стен стеклянные колпаки от ламп и тут же продали их состоятельным людям как удобную, легко моющуюся посуду. На брусьях устроился седобородый мародер; держа на коленях рюкзак, он резал на кубики шоколадную массу и кричал пронзительно: «Шокола-ад! Будешь жизни рад, покупай шокола-ад!» Лежа на спине, мы с Мангером глазели по сторонам; чтобы дать ногам отдохнуть, я даже снял свои злосчастные башмаки и поставил их, как пограничный знак, на пол возле ног; Мангер затолкал в шляпу варежки и подложил шляпу под голову. Не обращая внимания на неспешный ток событий и на пролетающие время от времени слухи, мы валялись в тепле и неге на серо-зеленом пальто; свет из окон все таял, воздух в зале делался все тяжелее, и в какой-то момент, не успев пожелать друг другу спокойной ночи, мы незаметно провалились в ватную тишину.