— Куда вы, дядя Банди? — протянул за ним руку Янчи Палади.
— Разрываю контракт. Андора Белезнаи в любой труппе с распростертыми объятиями примут.
— Про какую труппу вы говорите, дядя Банди? — стиснув руки, спросил Палади.
— Я сказал: в любой труппе!
— Да ведь мы…
— А мне плевать, что вы и как вы. Я сказал, и все. — Он даже передернулся от возмущения.
— Дядя Банди, господь с вами! Вы что, забыли, где мы находимся? — Голос у молодого актера стал умоляющим.
— А? — очнулся Белезнаи от своего праведного актерского гнева. — Ты о чем, собственно? С ума тут все посходили, что ли? И я тоже… тоже тронулся с вами…
Он засмеялся, огляделся вокруг, протер глаза и покорно вернулся к столу. А я начал излагать тему.
— Непонятный ты все-таки человек. По всем качествам, если брать их в отдельности, ты, в сущности, ангел, а сложишь — получается дьявол. Ты так здорово изложил нам свои вдребезги расколотые мечты, так представил большую драму, превратив ее в дурацкую оперетту… да еще улыбался при этом… В общем, я тебя поздравляю.
Торда горячо стиснул мне руку. Я скромно поклонился. С первой минуты знакомства мы с искренним удовольствием разыгрывали друг перед другом маленькие спектакли.
— Итак: «Дочь колдуна». Четыре морских офицера: русский, американец, англичанин и француз — попадают на остров. И все четверо влюбляются в дочь живущего на острове колдуна, в прекрасную Акабу… Дьявольская выдумка, Мицуго, — прощался со мной Торда, лейтенант и писатель, у задней двери третьего барака, ставшей служебным входом театра. Он спешил в редакцию, чтобы мелким четким своим почерком, сразу притягивающим к себе взгляды, и цветной феерией заголовков в завтрашнем номере известить мир о начале работы театра.
Люди мои с первых дней были отравлены сладким ядом сценического дурмана. Они жили словно в гипнозе, забыв прошлое; они совершенно освоились в новом, чужом для них мире.
— Ты считаешь, я буду хорош как английский лейтенант? Может, я бы лучше американца сыграл? — задумчиво спрашивал меня всегда такой флегматичный Мангер. — Что говорить, Гамильтон мне подходит, я чувствую себя естественно в этой роли, вот только американец, мне кажется, должен быть более легковесным да к тому же обладать юмором; боюсь, что Шелл, который как-никак только шпагоглотатель из луна-парка, превратит лейтенанта Брауна в хулигана и шаромыжника. В общем, может, мне с ним поменяться?
— Нет. Из тебя получится великолепный Гамильтон.
— Да, да, но я бы и Брауном был неплохим.
— Верно, Калман, но твой юмор — скорее суховатый, английский.