Потом вдруг она вся передернулась и, очнувшись, почему-то вспомнила, что сразу после свадьбы Ион и Джеордже стали закадычными друзьями, Ион то и дело ходит к ним, обо всем они меж собой советуются, в корчме вместе пьют и в Жидовице вместе бывают… Откуда ей это известно? Не помнила, но верно знала… кто-то сказывал… Да сам Ион говорил дома Зенобии, еще хвалился этим и Джеордже нахваливал…
И тут ей стало казаться, что печь разевает черную пасть и надвигается на нее. Ребенок выпустил изо рта сосок и заплакал… Ана вскочила, выбежала, заперла дверь, упрятала ключ. Ей так и чудилась за спиной грозно разверстая голодная пасть, она даже боялась оглянуться.
Сависта была все там же. Когда Ана поравнялась с ней, она плюнула и завыла страшным голосом:
— Убьет Джеордже всех… Срам… У-у-у… У-у-у!..
Но Ана шла, торопилась, словно дома кто ждал ее. Постолы ее поляскивали по сухой дороге, солнце припекало спину.
Когда она зашла во двор, калитка так жалобно проскрипела, что ее скребнуло по сердцу. Ион с засученными рукавами обтесывал дышло, гакая при каждом ударе топора; он оторвался на миг от работы, посмотрел ей вслед, и глаза его потухли, как будто ему помешали любоваться другой. Ана прошла мимо него, не поворачивая головы. Дверь из сеней была настежь, вся черная, по притолоке ползла сизая дымная пелена. В комнате на постели спал Гланеташу. Он лежал врастяжку, с разинутым ртом и всхрапывал. Зенобия с налитыми кровью глазами раздувала в очаге огонь; завидя невестку, она стала пушить ее, не переставая ворошить уголья и раздувать жар:
— Пошла теперь шляться целыми днями, тоже мужняя жена называется… ф-ф-ууу… ффф… ффф… а тут все дело стой… фф… шатущая, словно из цыган, а не от добрых людей… Ни крохи у тебя… фффуууффф… ни стыда нет… ффф… как погляжу… ни совести…
Ана слышала ее слова и не понимала их смысла. Все ей было как во сне. Она постояла среди комнаты. Ребенок агукал. Потом она будто вспомнила что-то, поудобнее примостила ребенка в ногах у Гланеташу, обернула потуже пеленками и перекрестила три раза… Проделывая все это, она словно опять позабыла, что думала, и застыла в отупении, с вопрошающим взглядом… Потом вздрогнула и быстро вышла в сени, там стала шарить по углам, досадуя, что никак не найдет того, что искала. Метнулась из сеней во двор, и на пороге ей в лицо ударил яркий свет весеннего солнца, она растерянно заморгала глазами. С желтым, испитым лицом, заострившимся носом и подбородком, она была воплощением отчаяния. Ей хотелось заломить руки, и не было сил… Какая-то новая мысль возникла у нее, и она бегом кинулась к хлеву…