...В тёмной сыро и холодно. Промозглый вонючий воздух пронизывает тело до костей. Вера, закованная в цепи, с трудом нашла более-менее сухое место, присев, прислонилась к ледяной стене и вскоре, измученная страшными событиями дня, задремала, но сон был таким же кошмарным, как действительность. Вере снились жуткие зелёные осклизлые чудища, которые пытаются своими костлявыми, тинными пальцами с острыми когтями вцепиться в её тело. Вера дёрнулась и проснулась. Потом снова стала погружаться в сон. Пантелеймон... Такой желанный и родной... Вот он приблизился к ней, тепло задышал в лицо... Хоть бы это длилось вечно... Но вдруг кто-то страшный потянул Пантелеймона назад. И Вера отпрянула — корова, огромная, брухучая, с красными выпученными глазами наставила свои рожищи — вот-вот заколет, забодает, закатает...
— Пантелеймон! — закричала девушка.
А Пантелеймон всё дальше и дальше. И вдруг — Рвач, его мерзкая рожа, оскалил зубы, схватил холодной мокрой рукой за плечо.
Вера вскрикнула от ужаса и проснулась. Двое гридней поднимали её с пола, ещё двое отвязывали цепь от стены.
— Утро? — испугалась Вера.
— Пока ночь, — хмыкнул старший гридень.
— Куда вы меня хотите вести? — всхлипнула девушка.
— А куда князь прикажет. Пока за ворота...
Темно и тоскливо на ночных улицах Воргола. Вера шла в цепях, и сердце её сжималось от страха. Тоскливо в этот час было и на душе Демьяна. Хотя атаман Кунам и внял мольбам витязя, но Демьян боялся не успеть и изо всех сил стегал своего коня, далеко опередив остальных всадников.
— Не успеем!.. — шептал он. — Не успеем...
Тем временем Веру вывели за ворота детинца и повели в лес. Она зашептала молитву, прося у Бога прощения. Увидев обложенный сушняком сруб, поняла всё — и словно окаменела, так, будто это происходило не с ней и ей было всё равно.
Подошёл поп воргольской церкви и испуганно, второпях исповедовал несчастную.
— Бог простит... — были его последние слова.
Потом Веру грубо схватили под руки, затащили в сруб и привязали к врытому в землю столбу.
— Что с ней сделают, батя? — округлил глаза стоявший рядом с Олегом княжич Ярослав.
— Она ведьма, сынок, — объяснил князь. — И потому для очищения души от бесовской скверны её сожгут.
Мальчик побелел:
— Живую?..
— Конечно, живую, — спокойно кивнул князь.
— Батя, я боюсь! — задрожал Ярослав.
— Не бойся, сынок, и не жалей её. Она повинна в смерти твоего брата и должна ответить за это.
Светало. Сквозь редкие прогалины в сплошной пелене облаков пробились первые лучи солнца.
— Поджигай! — скомандовал князь.
От четырёх факелов сухие ветки по углам занялись, и через минуту весь сруб был охвачен пламенем. Испуганно ржа, попятились кони, из сруба раздался жуткий вопль.