— А вы спросили, желает она, чтоб её от семьи отбивали? — побледнела Вазиха.
— А как же? Она ж по Руси тоскует!
— А потом по семье тосковать будет! — отрезала девушка. — Столько лет живёт в кочевье, привыкла. У неё там муж, дети! Вы про это забыли?
Прокоп Селянинович проворчал:
— Ты, внучка, будто раньше не знала, куда и зачем мы путь держим.
— Знала! — вспыхнула Вазиха. — Но я не могу наводить на свой дом врагов!
— Да какие же мы враги, милая?! — оторопел купец.
— Самые настоящие! — не сдавалась Вазиха. — Вон Аристарх налетел, что коршун, и силой оторвал меня от родительского очага, не спросив ни меня, ни родителей, желаем ли мы того!
— Но сейчас ты ж довольна? — испуганно привстал Аристарх.
— Сейчас, может, и довольна, но на свой юрт вас не поведу. Там без рати не обойдётся, а вы коварные, вы можете убить моего отца, побить братьев. И мама, опять же говорю, уже свыклась со своей жизнью и менять её не захочет.
— Но должен же я с дочкой-то повидаться! — чуть не заплакал Прокоп Селянинович. — Я так долго её искал, по ночам бредил встречей с нею... Внученька, я клянусь, что с голов твоих родственников ни один волос не упадёт и помимо воли Аннушки ничего сделано не будет. Раз она привыкла к другой жизни, пускай там живёт, но я должен увидеть её!
Вазиха молчала.
С шумом и руганью вернулся Епифан. Взойдя на струг, сказал Прокопу Селяниновичу:
— Кони готовы, можно ехать.
— Ну что, внученька? — робко повернулся купец к Вазихе. — Поехали?
Девушка вздохнула:
— Поехали...