— Прикажи им убраться, — шепнул на ухо Буне Тяпка. — А то щас кишки твои на саблю намотаю.
Маркел, почуяв под ребром холодное и жгучее лезвие, крикнул:
— Кто вас звал, быдло поганое?!
Холоп, которого посылали за Вепрем, согнулся в поклоне:
— Господин, я думал...
— Ты — думал? — аж подпрыгнул на лавке Буня. — Тебе нечем думать! Ты не думать должон, а исполнять волю хозяина. Все вон! Где пленник?
Холопов как ветром сдуло, а поднявший тревогу вскоре привёл в палату заросшего волосами грязного, завшивленного, гремящего цепями человека.
— Вепрь! Вепрюшка! — кинулся к нему Конь.
Но измученный неволей узник не угадал брата. Закрыв лицо руками, он вскрикнул, попятился и прижался к стене.
— Да что ж с тобой, братец, сделали?! — взъярился Конь и замахнулся саблей на Буню. Тот испуганно заорал.
— А ну стой! — преградил дорогу соратнику Тяпка. — Погоди, он опомнится... Вепрь! — позвал полонянника. — Тут брат твой, Конь. Не угадываешь?
— Бра-а-ат... — опустил руки, вглядываясь в полумрак, несчастный. — Где брат?..
— Вот он я! — обрадовался Конь. — Вот он я, Вепрюшка!
Братья обнялись. Вепрь, дрожа, всхлипывал:
— Я знал, знал, что ты выручишь меня... Вытащишь из этого вонючего подвала...
Тяпка похлопал Коня по плечу:
— Ну хватит, хватит, уходить надо! — Повернулся к холопу: — Пошёл прочь, и чтоб никто сюда ни ногой.
Холоп исчез, а Маркел снова насторожился:
— Пошто этак?
— Расковывать Вепря будем.
— Так они не помешают, а наоборот помогут... И, — ёкнув, упал от удара саблей плашмя по голове.
— В мешок его! — велел Тяпка. — Где клещи?
— Вот они, — отозвался Рус. — Расковывайте Вепря, быстро, быстро!.. — Он встал у двери, прислушиваясь. В тереме было тихо.
Вепря расковали, цепи бросили в палате, а сами через уже известные ходы вышли из терема. Так же быстро покинули елецкий детинец и скрылись в лесу.
Солнце уже подплывало к вершине небосвода, когда лазутчики возвратились в лагерь.
Маркел Буня очухался ещё по дороге, однако от сильного удара почти не понимал, что с ним происходит. Его грубо затащили в сени наспех вырытой землянки князя Даниила.
Сам князь в углу землянки беседовал о чём-то с Прокопом Селяниновичем и до такой степени был увлечён разговором, что сначала не обратил внимания, кто вошёл.
— Будь здрав, княже! — махнул приветственно рукой Тяпка.
— И ты будь, — рассеянно кивнул князь. — Забирай и уходи.
— Чево «забирай и уходи»?! — оторопел Тяпка.
И только тут Даниил оглянулся. Он как-то неестественно, невесело улыбнулся — не потому, что ему весело было, а потому, что в этом случае просто надо было улыбнуться. И сказал: