— Ату! Ату! Держите его, держите!..
В кусты для вида бросились несколько казаков, однако далеко не побежали. Вагиз же скрылся в лесу.
После этого стали развязывать остальных пленников, но Мирона Кезинер с Русом поволокли к костру. Мирон завизжал от страха. Мгновенье — и он кулём полетел в костёр. И казаки, и князь разинули от удивления рты, а несчастный был уже весь объят пламенем, вопя от боли и ужаса и судорожно извиваясь в огне.
Скоро он затих, а остальные пленники как по команде кинулись врассыпную. Их никто не ловил. Когда смертный костёр догорел, князь сердито спросил у Руса:
— Зачем ты это сделал?
— Так то ж Мирон, предатель!
— Откуда знаешь?
— Знаю! И он знает, что ты князь, и татар вёл именно тем следом, каким мы в степь ходили. Кстати, он в том походе тоже участвовал, но Лымарь его не выдал.
Даниил вздохнул:
— И всё равно поспешили, надо было его допросить. Под пыткой пёс мог выдать ещё какого-нибудь двурушника.
— Или честного казака оклеветать! Хотя... Хотя есть, есть в лагере ещё лазутчики! Может, вот щас мы разговариваем, а эта мразь наблюдает, а завтра поскачет в Елец с очередным доносом!..
— Ладно, пойдёшь завтра в дозор, — перебил его князь.
— Завтра не пойду.
— А кто пойдёт?
— Кезинер, Пыряй, Епифан, и думаю Аристарха послать. Он малый цепкий, пускай лучше делом занимается, а не целыми днями по лагерю с Вазихой в обнимку гуляет. Пусть они завтра без меня идут, а я поищу лазутчиков в лагере.
— Без тебя справятся?
— Кезинер почище меня следопыт. Мимо него мышь не пробежит незамеченной, комар не пролетит неувиденным.
— Ладно, — согласился князь. — А как думаешь, Вагиз ещё сунется?
— Навряд, — покачал головой Рус и рассмеялся: — Может, и впрямь будет думать, что мы людоеды и сожрали Мирона! Небось пяток не чует, летит в Елец без оглядки. Да и остальные несутся наперегонки, деревья сшибают!
Даниил тоже улыбнулся, но невесело:
— Да, дров они по пути наломают. Казаки, на конь! Уходим!..
Легко сидит в седле Кезинер. Кажется, что он просто слит с конём. Да это и понятно, одно слово — степняк. Его товарищи по дозору Пыряй, Епифан и Аристарх, конечно, не столь искусны в верховой езде, однако от старшого не отстают и так же зорко наблюдают за дорогами, ведущими из Ельца и в Елец.
— Слушай, а почему ты от своих ушёл? — спросил вдруг на одной из остановок у Кезинера Епифан.
— Моя род мала оставил донской степ, — насупился Кезинер. — Кыпчак кругом. Монгол мала, обратно за Урал ушла. Тут кыпчака оставила — вредная народ. Кыпчак-карачу стал господин. Вера меняй, басурман принимай. Магометана тьфу! Монгол притесняй. А монгол — Сульдэ, Будда, Христос...