И два всадника, пригнувшись к холкам коней, углубились в лес.
Солнце, зажигая сиянием снег, уже нестерпимо слепило глаза, когда преследователи, так и не догнав Рвача, достигли предместья Воргола.
— Успел, гад! Он уже в городе! — с яростью махнув плёткой и оглядывая высокие стены детинца, закружился на коне Кирилл. — Нужно уходить, а то на стенах воргольцы собираются, как бы в погоню за нами не кинулись.
И действительно, воргольские воины зашевелились. Некоторые показывали руками в сторону всадников и что-то кричали.
— Скачем домой! — отозвался Пантелеймон. — Надо стариков спасать, а то их заместо нас заберут!..
— Батя, беда! Собирайся в дорогу! — распахнув дверь, с порога приказал Пантелеймон. — Рвач в Ворголе, теперь беды не миновать!
— Не ерепенься, сын, погодь, — насупился Матвей. — Куда меня тащишь? Куда я пойду из свово дому? И почему это я должон бежать?
— Да пойми, батя! — чуть не плача, заметался по избе Пантелеймон. — Ты же не знаешь Рвача, он не простит!..
— Чево не простит? — загорячился Матвей. — Тебя он, может, и не простит, а я его выходил! Да он меня за это всю жизнь благодарить будет.
— Ничего не понимает! — ударил по столу кнутовищем Пантелеймон. — Матушка, собирайся!
— А ты чё раскомандовался? — рассердился Матвей. — Молокосос! Поняла, мать? Он из гнезда только что, желторотый, а уже отца учит. Никуда я не поеду и мать не пущу. Нас никто не посмеет тронуть. Чай, не татары в Ворголе сидят, а свои, православные люди. А тебе, конечно, край отсель бежать, и чем скорей ты в свой Дубок умотаешь, тем лучше. А мы с матушкой твоей тута останемся и за тебя будем Бога молить, понял, сынок? Правда, Савелий? — повернулся Матвей к входящему в избу другу.
— И твой баламутит? — нахмурился тот.
— А не видишь?
— Да вижу. Я думаю, Матвей, пущай они сами улепётывают.
— И я то ж говорю, а он, вишь, взъерошился. Как будто татары наседают!
— Да Рвач в тыщу раз хуже любого татарина! — скакнул через порог Кирилл. — Он с вас живых десяток шкур сдерёт!
— Такой же он християнин, как и мы все, — продолжал стоять на своём Матвей, дрожащими руками одёргивая вылезшую наружу исподнюю рубаху. — На нём крест православный, а православные на добро добром отвечают. Мы спасли его от лютой смерти и служим, как и он, нашему князю.
— Да он же предал Святослава Липецкого! — возмутился Кирилл.
— А вы предали Олега Воргольского! — парировал Савелий.
— Что-о-о? — покраснел Кирилл.
— Что слышал, слюнтяй! — взвился Савелий. — Мы ещё с вас спросим, почему покинули Князеву службу и подались в разбойники?! Так я говорю, Матвей?