— Ну вижу. Она, што ли?
— Подруга её.
— Так может, спросим про эту Веру?
— Совсем сдурел! — зашипел Шумат. — Она меня авчерась видала, а мы ведь будто в Пронск шли. Сразу заподозрит неладное, тревогу поднимет.
— Так что же делать?
— Ждать. Раз эта притопала, значит, и наша скоро объявится.
Но Шумат ошибся. Вера пришла только к вечеру, и не одна.
— Слышь, Яруск, — раздвинул ветки покрывшегося инеем куста Шумат. — Кажись, Верка с той подругой идут. Но две девки нам не нужны. Чё думаешь?
— А чё тут думать? — хмыкнул Яруск. — Нужную схватим, а другую по башке глушанем.
— Убьём?!
— Да не, зачем убивать? Палкой по затылку — и были таковы. А она опосля оклемается. Только спешить надо, а то как бы кто ещё не припёрся.
— Ладно, — согласился Шумат. — А где палку взять?
— Тут же лес!
— Да некогда. Пока палку проищем, они воды наберут и уйдут.
— Тогда Веру эту схватим, а другую оставим, пускай сидит.
— Ну, совсем ополоумел, дубина! Да она такой хай поднимет, что не сносить нам голов. Ты вот что. Когда подойдут к проруби, выскакивай, хватай белобрысую и кидай поперёк своего седла, а я оглушу вторую ножнами.
— Смотри не убей! Девка хорошая, жалко.
— Не беспокойся, погнали!..
Шумат прыгнул на коня, за ним Яруск, и не успели девушки опомниться, как Любаша, сбитая не ножнами (Шумат промахнулся), а конём, упала и, ударившись головой об лёд, потеряла сознание. А Яруск, наклонившись, схватил Веру и, перевалив её через седло, погнал коня на полном скаку. Пока Любаша опомнилась и добрела до первых домов слободы, похитителей и след простыл.
— Кого ты привёз?! — прямо с порога закричал на Рвача князь Олег. — На кой чёрт мне эта девка? Пантелеймон не дурак, чтоб клюнуть на такую дохлую наживку!
— Да милка то его... — стал робко пояснять Рвач.
— Таких милок у мужиков что грязи! — ещё пуще разгневался Олег. — От Воргола до Рыльска в ряд не уложишь! Говорят тебе, дубина, не девка гулящая тут нужна, а мать!
— Олег Ростиславич! — взмолился Рвач. — Благодетель ты наш единственный, давай испытаем! Вот увидишь, приползёт Пантелеймошка на брюхе и будет умолять освободить его ненаглядную. Любит он её! Княже, давай испытаем!
— Ну, смотри, пёс, — после некоторого раздумья процедил Олег. — Ежели Пантелеймон не явится, самого на плаху. Ты знаешь, я шутить не люблю да и не умею. Самсон тогда за других пострадал, а ты за свою провинность на казнь пойдёшь. Всем вам, липецким, доверия нет!
Слова князя Рвачу как нож в сердце. Он впервые ощутимо почувствовал ненадёжность своего пристанища в Ворголе — но обратного пути уже не было... Олег заметил страх предателя и осклабился: