— Не-не, на остров не надо! — передернуло Григория. — Остров очень уж… невезучий. Лучше здесь танцуй, в Москве!
Услышав про танцы, к нам подошел Рахат. Тоже пожал мне руку, затем ее же поцеловал и произнес на чистейшем русском, без намека на акцент:
— Очень приятно было с вами работать, Юлия Сергеевна.
— Рашик? А где предложение руки и сердца? А где говор?
Вот тут меня сразили наповал:
— Я родился в Москве, отец — литературный критик, мать — учительница русского языка. Амплуа неотесанного кавказца, с трудном изъясняющегося на русском, должно было сбить с толку преступников. Ведь если бы стали подозревать вас, на меня бы в первую очередь обратили внимание. И наоборот: если я сам не вызываю никаких подозрений, то и к опекаемой мною участнице тоже не станут приглядываться. И, конечно, мое настоящее имя вовсе не Рахат Лукумидзе.
— А меня-то зачем обманывать? — удивилась я.
— Никто специально не обманывал, когда я впервые пришел в вашу общагу, там было полно народа. Остальное — только ваши стереотипы. Если бы их не было, мне бы не удалось провести ни вас, ни кого-либо еще!
Сказав это, мой бывший тренер гордо удалился. А ведь он прав! Это все мой нацизм, мое стереотипное мышление! Ну сколько еще мы будем судить людей по внешности, по цвету кожи, по сексуальной ориентации, а?
Но это был не последний удар. Когда толпа рассосалась, к нам подошел Леша.
— Хочу тебе представить кое-кого, — оживился Григорий Николаевич. — Капитан Николаев, отдел по борьбе с организованной преступностью. Благодарю за тесное сотрудничество.
— Что?! Леша?!
— Представь себе, — хихикнул новоявленный. — Вообще-то ты меня разочаровала. Товарищ следователь по особо важным столько про тебя рассказывал. Могла бы догадаться, кто я такой.
— Но… Но… — Я все еще не могла нормально разговаривать, но кое-что начало проясняться. Например, то, как удачно подоспевший полицейский уазик скрутил Рашика в момент его нападения на Алекса.
— Что — но? Как иначе объяснить столько проколов, за которыми ничего не последовало? То ты роняешь досье прямо под ноги участнику и ничего при этом не объясняешь, к тому же перед оговоренной заранее сменой белья не додумываешься сама перепрятать его, то ты в открытую следишь за другим участником, даже курить за ним ходишь и телефон у него из рук вырываешь, то вслух проговариваешь мысли про «досье, в котором об этом ни слова», а то вдруг на всю квартиру трезвонишь о готовящемся взрыве. Так дела не делаются, — покачал он головой.
От такой агрессивной критики со стороны человека, который, невзирая ни на что, был мне все-таки безумно симпатичен, я даже сразу не нашлась что ответить. Чувствуя, как закипаю внутри и как подбородок начинает трястись в предвкушении новой порции слез, я приказала им застыть на время и все-таки раскрыла рот: