— Сонечка, я не об этом… Если их будут пытать, как бы Цыклер чего не наговорил. Он ведь сума переметная: то тебе служил, то Петьке. А вдруг, чтобы спасти свою шкуру, он тебя оговорит? Ты уж будь поосторожней, хорошо? А то как бы чего не вышло. А теперь мне пора. Поеду назад и если что разузнаю, то сообщу. Крепись, моя дорогая! Видно, мы не испили чашу до конца.
С этими словами она расцеловалась с сестрой и, поспешив назад к саням, понеслась во дворец, поднимая полозьями саней снежные вихри. А Софья долго сидела в задумчивости, глядя пустыми глазами в пространство. Марфа зря опасалась, что ее сестра воспримет новость слишком близко к сердцу. Ей, вечной затворнице, было все равно, что будет завтра. Если бы вдруг Петр захотел ее сослать куда-нибудь в Каргополь или еще какой медвежий угол, то она бы приняла перемену жизни спокойно, как само собой разумеющееся. Да и сильно ли отличается один склеп от другого, если смотреть на него изнутри?
Как показали дальнейшие события, Марфа не зря опасалась, что открывшийся заговор затронет сестру. Цыклер под пыткой выдал двух бояр — Соковнина и Пушкина, а также двух стрельцов.
Петр собственноручно вел следствие, присутствуя при пытках. Когда же стало ясно, что больше из несчастных выбить ничего не удастся, их приговорили к казни, которой молодой царь уделил особое внимание. Как позднее узнала Софья, на одном из допросов изнемогший от боли Цыклер «вспомнил», как Софья со своим дядей уговаривали его убить маленького Петра. Не задаваясь вопросом, было это или нет, Петр отомстил своим родственникам. У ворот Новодевичьего монастыря была усилена охрана и запрещен допуск к царевне любых гостей без разрешения лично Петра или князь-кесаря Ромодановского.
Но еще больше, чем сестру, царь ненавидел Ивана Михайловича Милославского, умершего за несколько лет до описываемых событий. Какой же надо было обладать фантазией, чтобы, выкопав гроб с телом своего врага, привезти его на упряжке, запряженной свиньями в Преображенское! Но и этого показалось мало озверевшему государю. В день казни Цыклера и его сообщников открытый гроб с телом Милославского поставили под помостом, на котором палач, как мясник, разделывал свои жертвы, отрубая им руки, ноги и головы, и их кровь лилась на полуразложившегося покойника.
Хоть посетителей к Софье больше не допускали, но ее «почта» работала без перерывов. Письма в корзинках с гостинцами шли одно за другим, и весть о страшной казни Цыклера долетела до узницы Новодевичьего монастыря на следующий день. Прочтя торопливые каракули Марфы, царевна содрогнулась от отвращения, представив себе младшего брата, придумывавшего столь извращенную месть своему умершему врагу.