— А чего ж ты, Емельян Игнатьич, в шубе-то по весне ходишь? Солнце уж, чаю, вовсю припекает. Да и приказ мой нарушаешь. Негоже, дьяк, так поступать.
Я еще когда велел, чтобы все служилые люди в польском платье ходили! А ты вон как вырядился?
— Да я что, — распахнул пошире шубу хитрый начальник Посольского приказа, показывая, что под ней на него надет роскошный польский кунтуш, — разве ж я могу ваш приказ нарушить! Но ведь вот какое дело: эта голь иноземная все мне в нос тычет, что мы, мол, живем на окраине Европы и больше походим на азиатов, чем на их распрекрасный Версаль. Крыть нечем, хотя дворец вашего батюшки в Коломенском их Версаля не хуже. А зимний сад нашего патриарха такой, какого и у аглицкой королевы нет. Странные они, однако? Я им толкую о том, что наша армия не уступает свейской, а они не верят, я им говорю, что наши пушки не хуже аглицких, а они смеются. Ну, думаю, я вас чем-нибудь да уязвлю! Они все в бриллиантах — и я тоже принарядился. А то ведь негоже мне басурманам в чем-то уступать! Они в свои плащи кутаются, а тут я в собольей шубе! Меня уже посланник короля польского пытал, где такую же справить… А бороду я, между прочим, первый по вашей рекомендации сбрил!
Глядя на разобиженную физиономию дьяка, Федор не выдержал и расхохотался, но тут же натужно закашлялся. Софья потянулась ему помочь, но больной сердито отмахнулся от ее рук и, отдышавшись, улыбнулся царедворцу:
— Ладно, иди, Емельян Игнатьич, совсем меня уморить хочешь!..
Обрадованный Украинцев спиной вперед так и выскочил из царской опочивальни.
В комнате повисла тишина, только громко тикали комнатные часы да раздавалось хриплое дыхание больного.
— Знаешь, Сонька, я подумал и решил, что скоро не умру, — как о само собой разумеющемся проговорил вдруг Федор. — Назло дяде не умру. У меня еще столько дел! Славяно-греко-латинская академия, окончание реформы армии, проблемы с турками и поляками… Василий Васильевич мне намедни свои прожекты читал, так я чуть не плакал от восторга! Одна беда: мою Думу карачун хватит, если я им хотя бы половину из того, что хочет сделать князь, предложу. А о патриархе и говорить нечего — он на меня до сих пор зол за то, что я долго не давал казнить Аввакума. Уж вроде сожгли старика — кир-Иоаким радоваться должен, ан нет, все морду воротит. Не может мне простить, что я латинян читаю да иезуитов выгнать не позволил. Ну, выгоню я их, а учить детей кто у нас будет? Слышала, что Украинцев говорил? Нам надо в Европу стремиться, а без образования как? Так что пусть никто не надеется, я еще помирать не собираюсь!