Так думал Вьюгин, подпрыгивая на мягком сиденье микроавтобуса, который катился по неровной дороге, и он с некоторой даже снисходительностью поглядывал на это подобие прежнего дикого мира за окном. Мира, замкнутого в жесткие границы заповедника и поэтому — с каким-то ограниченным правдоподобием и почти искусственного. Даже в то, что этот мир все еще живет по своим жестоким законам, было трудно поверить.
Дорогу вдруг перегородила стая серых павианов, автобус остановился и егерь, сидевший на переднем сиденье, разрешил всем ненадолго выйти, но просил не очень шуметь. Все вышли, чтобы заняться фотографированием, вышел и Вьюгин, хотя он и не позаботился о своем техническом оснащении в этом плане. Павианы переходили дорогу с немного настороженной медлительностью, останавливаясь, внимательно роясь в земле и извлекая оттуда какие-то коренья. Они поглядывали на зрителей с обидным для тех безразличием, хотя и с некоторым оттенком досады. Вьюгин отошел немного от дороги и заинтересовался высоким термитником с обвалившейся верхушкой. Он оглянулся на дорогу, павианы все так же не проявляли спешки, а в это время вожак стаи, суровый и насупленный, сидел на большом камне и внимательно озирал все вокруг, поглядывая иногда и на людей с презрительным невниманием. Но вот он привстал, что-то резко пролаял, и вся стая быстро пересекла дорогу и скрылась бесследно в зарослях. А Вьюгин стоял, как зачарованный, глядя на это организованное бесшумное бегство и только сейчас заметил, что все уже сели в автобус, что он начал двигаться и с пугающей быстротой стал скрываться за поворотом дороги, который заслоняли кусты и сухая трава метрового роста. Вьюгин чувствовал себя, словно во сне, когда видишь, как на твоих глазах происходит что-то непоправимое: рушится перед твоими глазами мост или поток воды смывает дорогу, и больше нет пути ни вперед, ни назад.
Впрочем, он не успел особенно испугаться и полностью осознать свою отверженность, питая наивную надежду на то, что в автобусе тотчас заметят его досадное отсутствие, водитель даст задний ход, и вскоре снова обнадеживающе забелеет его кузов, возникающий из-за стены желтой травы. Но когда эта успокоительная картина не проявилась в реальности, Вьюгин даже ощутил нехорошую сухость во рту. Он пытался себя ободрить тем, что время было еще далеко не позднее, кто-нибудь из туристов будет проезжать мимо или те же егеря, совершающие свои объезды. А вдруг ему придется здесь прождать несколько часов, скажем, до тех пор, пока американцы не поедут обратно? Если вообще они вернутся именно по этой дороге, а не поедут в объезд. И зачем он выходил из автобуса? От запоздалых самоупреков столько же пользы, сколько и от сожалений, что родился слишком рано или слишком поздно. А почему вся стая этих темносерых павианов покинула это место с такой невероятной поспешностью и что им пролаял их опытный вожак? Кто их главный враг? Конечно, все тот же хищник, который умеет совершать и огромные прыжки и просто стелиться по земле, подползая к добыче со змеиной сноровкой. Вьюгину совершенно некстати вспомнились строки перевода с какого-то африканского языка, где дается передача зрительного образа зверя, не называемого даже по имени, которое и так понятно из описания его действий. Первые строки перевода звучали так: