Через пару минут Вьюгин сидел уже в машине “гейм-скаутов”, как здесь по-английски называли охрану заповедника и услышал от одного из них:
— Почему бвана оказался здесь один? Нам люди из автобуса сказали только сейчас, что одного человека, кажется, нет. Здесь место опасное. От лишней осторожности никто еще не умер. А тот, кого чуть не убил буйвол в лесу, будет прятаться и от коровы. Так говорит народ.
А другой, сидевший за рулем, сказал, раздвигая редкие усы в странной улыбке:
— Может быть, бвана просто ищет смерти? У нас говорят, что умереть это сказать своим, ушедшим в мир духов родным: “Вот и я”. Здесь это сделать легко. Если не можешь себя защитить, ты добыча для любого, кто хочет есть. Недаром говорится, что если антилопа отбилась от своего стада, она уже просто мясо.
— Я не слышал, когда меня окликали, — только и сказал Вьюгин, которому хотел вначале сказать “не слышал, что меня окликали”. — Я был недалеко от автобуса, но он отъехал слишком быстро.
“Объясняю им все, как детям”, злился на себя Вьюгин. “Но что я им еще могу сказать? Сам виноват, так как забыл самое главное: что надо все время смотреть в оба. Даже Ляхову неудобно об этом рассказывать. Но придется”. Вдаваться в причины этого нелепого случая ему пока не хотелось. Какие у него доказательства того, что Пирс его сознательно бросил?
Назад он возвращался в том же автобусе, но знакомых лиц в нем было мало. Если все уже знали о случившемся, то искусно делали вид, что ничего не произошло, и Вьюгина это даже устраивало. Говорить об этом случае ему ни с кем бы теперь не хотелось. Он уже пришел к выводу, что сам совершил глупость, а признание этого малоприятного факта само по себе является неким залогом надежды на скромную победу собственного разума в зыбкой и ненадежной стихии повседневности.
Встретившись, и довольно скоро, с Ляховым, он рассказал ему все почти без утайки (он не стал, конечно, живописать свою странную позу на термитнике) и шеф выслушал его с заметно хмурым вниманием.
— Такого в моей африканской практике еще не случалось. Жаль, что мы не можем доказать злонамеренность действий Пирса. А хотелось бы. — сказал Ляхов, но сожаление по поводу этой самой недоказуемости звучало в его голосе как-то невыразительно. Видимо, он понимал, что ему очень трудно будет осуществить свои реваншистские надежды, опираясь лишь на древний принцип мщения: “око за око”.
— Кое-что мы попробуем сделать через пока еще свободную прессу в этой стране, — туманно пообещал Ляхов. — Уже близится вечер, рабочий день кончается и давайте, Вьюгин, лучше выпьем за ваше чудесное избавление. Достаньте сами из холодильника то, что мы обычно потребляем в последнее время, радуясь скромным успехам и заглушая скорбь неудач.