— Значит, вот чего ты ожидал вчера? — рассмеялась я немного смущенно. — Прости, не знала этого правила.
— Блин, ты классная, Вероника, — сказал Крис, долго глядя мне в лицо. — С тобой легко. Знаешь, мне бывает очень сложно с женщинами. Они все время хотят меня спасти. А ты другая, тебе просто тоже одиноко сегодня вечером. Ведь правда?
Я кивнула, подумав, что почти не покривила душой.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один.
— А мне тридцать три. Кобейна и Моррисона я уже пережил. — Он раскатал еще пару дорожек, себе и мне. — Черт, свет слишком яркий, ты не находишь?
С этими словами он поднялся и щелкнул выключателем. В наступившем полумраке замелькали картинки в телевизоре, звук которого мы давно выключили.
— Знаешь, ты чем‐то похожа на одну мою знакомую. Это было очень давно, в молодости.
Меня пробил холодный пот. Он заметил, что мы с тобой похожи. Ну точно. Крис начал ходить кругами по комнате.
— Нам было лет четырнадцать или, может, уже пятнадцать; дело было в девяностые. Тогда считалось модным устраивать рейвы прямо в поле. Привозишь колонки, пульт, закупаешь колеса и воду — и все, можно начинать. Мы приехали туда с ее братом. Играла музыка. Тогда ведь не было интернета, кто‐то привез диски из Лондона, чей‐то парень, я уже не помню. Так вот, мы с той девчонкой уже приняли по мэнди и ждали, когда подействует, и тут послышались сирены: кто‐то из местных фермеров вызвал копов. От ужаса мы проглотили все, что было у нас с собой. Хорошо, что оказалось не так много. Я схватил ее за руку, и мы побежали. Господи, ну и ночь была! Я так быстро не бегал никогда в жизни, мы перепрыгивали через какие‐то изгороди, спотыкались, за нами гналась собака, потом мы кубарем покатились с холма. Когда наконец сирены стихли и мы поняли, что за нами никто не гонится, мы вдруг почувствовали, насколько обдолбались. Мы лежали грязные в кустах, все исцарапанные и окровавленные, и нас перло так, что, казалось, сейчас просто разорвет. Мы говорили, смотрели на звезды, пели песни. А ведь у нас не было даже телефона, чтобы поставить музыку или позвонить и позвать на помощь. Конечно, ни один из нас такого не планировал, но мы были подростками и оба перебрали колес, поэтому как‐то так вышло, что мы начали трахаться — неловко и неумело, прямо на холодной земле. Но это было невыразимо прекрасно и, вероятно, спасло наши рассудки или даже жизни. Потом наступило утро. Мы лежали в обнимку и дрожали, когда нас нашел какой‐то парень, который гулял там со своей собакой. Он вызвал скорую и копов. Нас отвезли в больницу с обезвоживанием и переохлаждением. Я посчитал эту историю волшебным приключением и думаю так до сих пор. Но моя подружка восприняла ее совсем по‐другому. В ее понимании мы нашли свою судьбу и должны быть вместе. Хотя это совершенно невозможно хотя бы потому, что мы кровные родственники. Но история и правда прекрасная, понимаешь, дарлинг. Я никогда ее не забуду. Жизнь состоит из таких вот прекрасных историй. Их не нужно осмысливать, их нужно просто беречь, чтобы потом, когда состаришься, рассказывать их молодым. Пойми, не нужно искать во всем смысл, просто наслаждайся. — Он снова оттянул лиловую резинку и щелкнул себя по запястью, будто одергивая или напоминая себе о чем‐то важном.