— Вижу.
— Ты должен войти в эту дверь.
— Войти в нарисованную дверь?
— Да, — сказал Илья Данилович. — Соберись и иди.
Ноги мальчика налились свинцом. Он не понимал, как можно войти в нарисованную дверь.
— Я всё время буду рядом. Но ты всё же рассчитывай на свои силы.
Первый шаг для Ларина был самым тяжёлым. Он его сделал: зажмурил глаза, выставил вперёд ладонь, сделал ещё два шага, и ладонь упёрлась в нарисованную дверь. Кожей ощутил, что стена шершавая и холодная.
— Иди, смелее, — прозвучал за спиной голос Преображенского.
«Как можно идти?» — подумал Ларин, но сделал шаг.
Нарисованная дверь начала медленно, с тяжёлым скрипом открываться. Ещё шаг, и мальчик переступил ту черту, за которой начинался неизведанный, непонятный мир. Он слышал, как захлопнулась дверь, но не оглянулся.
Длинный коридор, колонны, канделябры со свечами, поблёскивающий мраморный пол.
— Что это? — спросил Ларин.
— Это графский дворец.
— Так он же сгорел!
— Все так думают, но в том мире, где ты сейчас находишься, он настоящий.
Шагов директора Пётр не слышал, он слышал лишь стук собственного сердца и своё дыхание.
«Вдыхать воздух надо носом, а выдыхать ртом», — вспомнил он совет Сен-Сея, втягивая в себя воздух.
Длинный коридор закончился дверью. Ларин прикоснулся к ней, и дверь отворилась. Он оказался в огромном зале, вокруг него двигались люди в старинных одеждах. Лакеи в ливреях разносили угощения, дамы в кружевных платьях обмахивались веерами. По залу бегали собаки, слышалось постукивание их коготков по паркету.
Пётр осмотрелся. Судя по всему, он никому не был виден. На балконе играл оркестр, и Ларин видел летающую палочку дирижёра.
«Ничего себе, — подумал он. — В театре я, что ли? И чего здесь страшного? Всё как в кино».
К нему подбежал пёс с длинной мордой, ткнул его в бок чёрным влажным носом, обнюхал, надменно фыркнул и, постукивая когтями, побежал. Вокруг говорили по-французски, лишь иногда слышались русские слова. Было несколько мужчин с роскошными усами и бакенбардами, почти такими, как у садовника Захара. Только мужчины были в белых лосинах и ярких мундирах и почему-то с саблями.
«А куда теперь?» — подумал Ларин, направляясь к окну.
Он выглянул на улицу. За окном виднелся парк, тот самый, который окружал школу. Только сейчас в парке на постаментах белели скульптуры, сверкали фонтаны, проезжали две кареты, запряжённые четвёркой и шестёркой лошадей. Возможно, он ещё долго стоял бы, опираясь на подоконник, с удивлением разглядывая происходящее, если бы не услышал голос Ильи Даниловича. Тот говорил громко, но никто из присутствующих на голос директора не обращал внимания.