– Я иду спать! – крикнула я в яростном протесте.
Рэйч покорно последовала за мной, присоединившись к моему бесплодному протесту. Она не стала даже смотреть с родителями «Галактическую империю».
Мы, обнявшись, лежали на ее кровати, а Трикл слизывал слезы с наших щек и мурлыкал, довольно непочтительно в сложившихся обстоятельствах. Больше всего должна была бы горевать Рэйч, но, как всегда, мы с ней были едины в этом горе. Ее утраты были моими утратами, ее радости – моими радостями. Как бы ни было печально, но приходилось признать, что Рэйч не суждено быть счастливой котовладелицей. Потерять одного кота – это случайность. Но трех?! Для подобной беззаботности пришлось бы придумать новое слово.
– Пусть Трикл будет нашим общим котом, – предложила я в качестве утешительного приза, понимая, что пора прекратить бесконечную череду новых котов.
Дэнни был настоящим Фредди Меркьюри в мире кошачьих: он был слишком хорош и ярок, чтобы заменить его кем-то другим.
Но новый «мертвый» статус Дэнни позволил Триклу наконец-то блеснуть в полной мере. Моим родителям импонировали его красота и поразительно расслабленное отношение к жизни. Мама называла его «молотком». Даже автомобильная авария, после которой ему пришлось носить проволочную шину на челюсти, не могла надолго вывести его из строя. Как и мы, Трикл жил, будто играл в шоу. Он обладал шестым чувством, которое подсказывало ему образ поведения. Он мог запрыгнуть на колени нашего старого банковского менеджера, которого мама всегда приветствовала хрустальным смехом, свежей прической и исключительно нежными разговорами с нами, пока она наполняла его бокал. Трикл инстинктивно понял и приспособился к тому, на что у нас с Рэйч ушло несколько лет. Он сразу понял, что мы – не семья, а кочующая актерская труппа. Семья, как говорил папа, «это слепая преданность тем, чьи гены ты унаследовал»: пустая, сентиментальная концепция.
Люди часто говорят, что когда в семье появляются дети, то перестаешь быть в центре кадра. Постепенно отступаешь на задний план, пока не сливаешься с рамкой. Но мои родители оставались ярким пятном в центре нашего существования в духе Джексона Поллока, а мы с Рэйч оставались незапланированными мазками на их холсте.
Даже в раннем детстве я понимала, что папина любовь к одиночеству и полное отсутствие интереса к рутинной повседневности – не те качества, которые хорошо сочетаются с семейной жизнью. Отец привык к материальному комфорту – он вырос в семье богатого новозеландского торговца лесом. И это означало, что у нас с Рэйч были деньги в трастовых фондах, открытых для нас двоюродной бабушкой. Впрочем, большая часть этих денег уже была растранжирена на «детские расходы» – послеобеденные деликатесы в «Хэрродс», просроченные налоговые платежи и вино шабли.