Но за вхождение в этот мир пришлось заплатить высокий налог. Мама пожертвовала тягой к пригородному покою, желанием любить и быть любимой. Я чувствовала это, когда другие матери жаловались на тяготы беременности. У мамы в такие моменты непроизвольно выскакивало: «А я бы хотела, чтобы это никогда не кончалось!» Я чувствовала это, когда она в пять секунд успокаивала чужого рыдающего младенца, когда останавливалась, чтобы развеселить грустных детей, – ожерелья позвякивают, руки протянуты вперед для объятий, добрые слова наготове. Я чувствовала это, когда мы болели, и она целую ночь сидела рядом и гладила нас по головам. Дневная Мама всегда мечтала о такой жизни. Но у Мамы Вечерней были другие планы. Она была вольной птицей, просто неспособной планировать свою жизнь так, чтобы приехать к воротам школы в назначенное время. Она была бунтаркой, не думающей о последствиях и способной выложить кучу денег за деликатесы в «Хэрродс». Она была соучастницей измен своих подруг и друзей и без раздумий предоставляла наши с Рэйч постели для внебрачных утех.
Никогда не забуду, как однажды в Холли-Виллидж она сказала мне, что всегда мечтала сидеть во главе огромного соснового стола, чтобы «вокруг бегали ребятишки, а на столе стояли тарелки с лазаньей, звучала музыка и царила любовь». Мама сказала об этом очень грустно. Тогда я ее не совсем поняла – особенно принимая во внимание жизнь, которую она вела. Она была не матриархом, а скорее помощником режиссера, отчаянно пытающимся держать в руках труппу бродячих актеров.
Теперь я думаю, не эта ли тяга к родству привела ее в закулисный мир театра, где ее не очень-то принимали. В этой роли она проявляла свои лучшие качества: поддерживала чужие эго, разряжала атмосферу своим смехом и светскостью. Те же качества она принесла в нашу банду четырех, где умело управляла атмосферой дома, избегала кризисов и следила за тем, чтобы все придерживались комфортного сценария собственных ролей. Мама была энергичным продюсером, папа – избалованной и ненадежной звездой, а я – шумной актрисой эпизода, вечно требующей больше времени и слов.
Рэйч отводилась роль всеми обожаемой, грациозной и элегантной героини. Наша семья шагала по жизни по залитой бензином дороге, разбрасывая во все стороны зажженные спички, Рэйч же семенила следом, туша каждую искру, прежде чем пожар успевал выйти из-под контроля. Рэйч была игроком, ненавязчивое присутствие которого могло заставить тебя забыть о той важнейшей роли, которую он играет в выживании команды. Впрочем, мы все питали к ней несколько извращенное обожание. Мы возводили ее на пьедестал, но одновременно считали очень хрупкой и слабой, почти отвергая ее бесценные качества. Если я получала хорошую оценку в школе или комплимент, мне часто шептали, чтобы я не слишком хвасталась.