– Гм, – сказал Зверцев, стремительно вставая и пряча “Штуковину” за спиной. – Пантера там, девяносто пять процентов.
Софья довольно улыбнулась и машинально заправила локон за ухо.
– Муррр... – сказала она и подалась в сторону Зверцева.
В панике тот отскочил назад и затараторил:
– Девчонки! Я сейчас жутко хочу спать, вы меня простите, но я думаю, что нам надо созвониться на неделе и куда-нибудь сходить, а сейчас лучше ненадолго расстаться, чтобы потом встретиться и куда-нибудь сходить! Обязательно!
– Не поняла? – возмутилась ошарашенная Софья.
– Типа ты нас выгоняешь? – приподняв брови, спросила Зина.
– Нет-нет, я просто... В смысле...
Зина демонстративно одела бюстгальтер, затем накинула кофточку и, взяв Софью за руку, сухо произнесла:
– Пойдём, Соня. Понятно с ним всё. Импотент он и извращенец.
– Девчонки... – начал было Зверцев, но Софья так на него посмотрела, что он осёкся.
Через несколько минут всё было кончено. Женщины молча оделись в прихожей, молча обулись и молча ушли, синхронно бросив на скукоженного Зверцева два презрительных взгляда.
Тот вздохнул, закрыл дверь и прошёл на кухню. Достав из холодильника бутылку холодного пива, направился в гостиную и включил компьютер.
После того, как тот загрузился, подключился к Интернету и набрал в браузерной строке слово “сурикат”.
Открыв энциклопедию, некоторое время он уныло рассматривал фотографии и читал сухие данные, а потом, обомлев, подался вперёд и выругался матом.
Обхватив голову руками он закрыл глаза, покачался на стуле, а после перечитал:
“У сурикатов есть иммунитет к некоторым ядам; у них устойчивость к яду скорпиона, обитающего в пустыне Калахари (в отличие от человека)”.
Зверцев встал, плюнул на пол, швырнул “Штуковину” в стену и горько заплакал.
Паразитизм
Степан Витальевич Шистосомов являл собой типичный образ российского буржуа чиновничьей закваски. Иначе говоря, жил сей господин, как буржуа, а должность занимал скромную – слуги народа. Этот неказистый на первый взгляд человечек – пухленький, лысенький, сутуленький, с маленькими, как у свинки, бегающими глазками – зырк, зырк – чувствовал себя отменно в любое время года, ибо превыше всего ставил деньги, а они у него водились в достатке. Если не сказать – в переизбытке. Впрочем, человеческая жадность, как известно, границ не имеет, а потому спал Степан Витальевич, как младенец.
Единственное, что омрачало его жизнь – невозможность обставить приёмную в том же стиле, что и собственное жилище – набитый роскошью трёхэтажный особняк с бурой черепичной крышей, что прятался за огромным бетонным забором. В особняке том Степан Витальевич подрёмывал исключительно на перинах, сиживал на кожаных диванах и трапезничал фуагрой, трюфелями и всякой ерундой навроде осетровой икры. Иногда слуга народа скармливал любимому догу мраморное мясо, и сам факт того, что его пёс в течение нескольких секунд с чавканьем поглощал зарплату любого инженера в регионе, Степана Витальевича несказанно радовал. По той простой причине, что именно в такие моменты он воображал себя подлинным аристократом.