Молния ударяет первый раз, когда мы стоим в пробке в центре города. Делит небо пополам, зигзагом очерчивает облака и косые капли ливня. Дамир ежится на заднем сидении.
— Она страшная, мама…
— Нас не достанет, не переживай, — успокаиваю его, тревожно взглянув на небо, — все хорошо…
Это так. Бороться со страхом молний я начала еще в день звонка о свадьбе Константы, когда поняла, как пагубно влияет мой ужас на здоровье Ксая. Затем были пробы перед беременностью, с Дамиркой… и та последняя гроза, какую мы пережили все вместе, положила начало новой эре — отсутствию страха. Я уговаривала себя, убеждала, заклинала… поддерживал Эдвард… и постепенно все практически сошло на нет. Не буду лукавить, быть может, наши начавшие налаживаться отношения с отцом тоже помогли.
— Девочки испугаются, — хмуро подмечает Дамир, прижавшись к креслу и стараясь не смотреть в окно, — Софинка так боится их…
Я что есть мочи сжимаю руль. Простая истина, озвученная сыном, крайне правдива. Элли не любит гром, как и все дети, опасается молний, но не критично. А вот Софина как будто унаследовала мой страх. Она всегда горько рыдает и долго не может успокоиться даже после окончания бури. Ей нужна я. Обеим девочкам нужна я. А они в одиночестве…
Я еду по городу быстро, как только это становится возможным, хоть и стараюсь не забывать о безопасности. Мы добираемся за полчаса и Дамир, которого торопливо освобождаю из кресла, не меньше моего хочет домой. Мы бежим на крыльцо вместе.
— Ох, мой зайчонок, ты весь мокрый, — нам открывает Роз, укачивающая на руках Ангелину. Та дремлет, тихонько хмурясь, но не плача. — Снимай-ка все, сейчас будем греться.
— Где Софина, мама? — требовательно зову я.
— Она с Ронном, Белла. Послушай…
Но я не слушаю. Я спешу наверх, в детскую, подгоняемая и страхом, и отчаяньем, и чувством вины. Я так нужна дочке, а все никак не приду. Она, наверное, в ужасе…
Я не слышу рыданий — первое, что понимаю, когда вхожу в детскую. Прежде кричавшая так, что синели губы, Софина лишь жалобно всхлипывает, встречая меня. Маленькие фиолетовые глазки, мокрые от слез, испуганны, но… утешены. То крохотное, нежное чувство близости кого-то родного, кому можно верить, мерцает в них.
Рональд, держа внучку на руках и очень нежно поглаживая ее спинку, нашептывает девочке какие-то успокаивающие слова. От них она и не плачет в полную силу.
Они оба реагируют на мое появление, резко обернувшись. От Рональда веет уверенностью и спокойствием.
— Папа?..
— Все хорошо, Белла, — он мягко целует макушку Софины, унимая остатки ее всхлипов — все хорошо…