В нашей греческой спальне мало что изменилось за прошедшее время, разве что теперь мне полюбилось белое постельное белье, а на стенах, помимо «Афинской школы», появилось несколько акварельных портретов наших детей. Мы вернулись из России на православное Рождество с запасом вдохновения — его воплощение теперь то и дело украшает дом.
Дети забираются на широкую кровать первыми. Я и Эдвард устраиваемся возле них, довольствуясь небольшой площадью, только это совсем не смущает. София-Дарина у моего бока, Дамирка — посредине, а Ангелина прижимается к папе. Он уже открывает увлекательную русскую книжку — «Приключения Хомы», чьи герои малышкам и Дамиру по нраву — и начинает читать.
Наш Колокольчик слушает внимательнее всех. И с папой, и со мной, он с самого начала влился в традицию рассказов и сказок перед сном, теперь это особый ритуал семейной близости, ощущение любви и поддержки.
…Эдвард рассказывал ему что-то часами.
Дамир засыпал, просыпался, прижимался к отцу сильнее и просил не молчать… когда папа молчал, ему снились плохие сны и виделись неприятные вещи. А еще некуда было спрятаться от жара — он охватывал плотным кольцом и долго, очень долго, не отпускал. Дамир впервые болел дома — и, похоже, так сильно лихорадил тоже впервые. Температура не сбивалась долго, угнетающе держась на тридцати девяти, и для нас, и для малыша став настоящим испытанием. Близнецы еще были на грудном вскармливании, когда Дамир заболел, потому при всем желании постоянно находиться рядом с ним у меня не получалось.
Колокольчик, впрочем, не всегда и замечал — Эдвард взял на себя роль того, кто не отходил от него в любое время суток и, само собой, справлялся прекрасно, не глядя на выедающее душу волнение. Он потерял мать, сгоревшую заживо в собственном теле, еще во время своей краткой болезни мне было дано увидеть, насколько ему страшно наблюдать жар у родного человека.
Эдвард исправно следил за приемом лекарств Дамиркой, менял холодные компрессы на его лбу, дважды сам обтирал его и уговаривал, с попеременным успехом, постоянно пить и хоть иногда, но кушать. В первую болезнь Дамира гораздо больше для него сделал Ксай, чем я — не без потерь, пусть и легких, в нервных клетках, конечно. Хорошо, что малышки пока так сильно не болели…
— Бельчонок, — едва слышным шепотом окликает меня Алексайо.
В теплой греческой ночи слышно тихое сопение уже уснувших детей. Сегодня нам понадобилось чуть больше, чем половина сказки, сказалась, наверняка, долгая семейная прогулка у моря — мороженое дедушки Заруса прилагалось, конечно же.