— Плотью.
— Но максимум, что я слышу — это мускус.
— Он — мой шампунь.
— Мускусно-яблочный?
— Яблочный? — китобой озадачен. Она услышала… другой запах? На нем?
— Очень даже. И мускусный, — девочка уверенно кивает.
Сигмундур же хмуро пытается осознать вероятность, с которой ее слова могут оказаться правдой. Не сходится.
Тему с запахами на сегодня мужчина закрывает. Молчанием. Но удовлетворенным молчанием, как бы там не было.
— Как вас зовут? — а вот девушка, похоже, немного отогревшись, приходит в себя. Пока не рискует оторвать головы и сменить позу, но уже говорит смелее. Более облегченно.
— Тебе это поможет при минете?
— Вы знаете мое имя. Я бы хотела знать ваше.
Китобой, прищурившись, в упор глядит на ее макушку. Бордовую, растрепанную, теплую. Но глаз девчонка так и не поднимает. Побаивается? Или заранее уверена в своей победе?
— Сигмундур, — себе на удивление и сам признавая и то, и другое, мужчина просто отвечает, без уверток, — но не называй меня так.
— По имени не называть?..
— Глупое имя. И ты глупая. Не стоит все яйца класть в одну корзину.
Такой его вывод Бериславу то ли коробит, то ли смешит. Он не может разобрать, чему обязан ее неровный выдох — ухмылке или оскорблению. Но почему, черт подери, его вообще заботит, оскорбилась она или нет?
А девочка, тем временем, все сговорчивее.
— Как скажете.
Они замолкают. Слушают ветер, потрескивание догорающих поленьев в камине, летящие в водовороте зимней пурги снежинки, даже шум деревьев.
Берислава расслабляется, обмякнув во власти могучего и сильного, но теплого и достаточно уютного тела, а сам Сигмундур кое-как обвыкается с ощущением ее под боком. Уже и не так неприятно вроде. Ему и самому теплее.
Проходит десять минут?
Час?
Он, кажется, задремывает, вздрогнув и очнувшись примерно через это время.
По ощущению тепла возле себя догадывается, что теперь можно требовать с Бериславы долг, его часть уговора выполнена.
— Ну все, твой черед.
Однако она даже не двигается. Как и прежде сонный, Сигмундур злится.
— Вранье — худшее из зол. Не заставляй меня брать свое самому.
Но снова — тишина. Он скалится. Но ровно до тех пор, пока не понимает, что уговоры бесполезны.
Берислава спит. Крепко и успокоенно. По-младенчески.
А китобой, почему-то, не в силах ее разбудить. Заслуженно, с полным правом, всего одним движением… но нет. Рука не поднимется, нельзя.
Сигмундур просто смотрит на Бериславу. Долго, долго смотрит… пока не засыпает сам.
* * *
Она сидит на узком старом пуфике у деревянной стены, поджав под себя правую ногу.
Комната тесная, зато теплая. Утро, пусть и свежее, приносит с собой немного солнца, а оно уже чисто психологически способно согреть. К тому же Берислава тишком утаскивает с постели великана ту самую медвежью шкуру, набросив себе на плечи.