Все-таки, возможно, это везение, что она наткнулась на него.
Китобой просыпается в десять тридцать утра, когда солнце уже окончательно занимает свое место на горизонте, а утренний ветерок сменяется приполуденным затишьем.
Задремавшую на своем кресле Бериславу, так и не отпустившую кружку чая, будит глубокий, сопящий вздох. А затем с быстрым, но протяжным выдохом, она находит темный взгляд. Еще сонный, в океанском смоге от брызг, таком же сером. Но вот Сигмундур разминает затекшие мышцы, вот поднимает голову, изучая ее, а вот валится обратно, с силой жмурясь.
— Доброе утро, — почувствовав робость рядом с нечеловеческой силой, которая пробудилась, Берислава говорит тише обычного.
— Приснится же…
Иссиня-черные пряди спадают на его лицо, теряются на фоне бороды, оттеняют светлую кожу. С этого ракурса, несмотря на размеры, смотрится красивым.
— Я — не сон.
— Как же, — он прикрывает глаза и длинные черные ресницы, точно длиннее, чем ее, отбрасывают тень на щеки, — ты пьешь из моей кружки. В реальности бы не решилась.
Его голос, хриплый после сна, дает прямое определение мужественности. Такой глубокий и тяжелый, напитанный этими звериными замашками, внутри Бериславы он заставляет что-то задрожать.
— Извини, но она единственная здесь. У меня не было выбора.
Сигмундур внимательно смотрит на нее, с подрагивающими в глазах искорками ожидая, когда поймет свою ошибку.
Не понимает.
— Так быстро утратила все уважение?
Берислава смелеет на глазах, удобнее усевшись на кресле. Делает вид, что ее ничуть это не тревожит, кружку держит в руках. Пока зверь добрый, с ним можно немного поиграть, верно? Признаков опасности нет.
— Непохоже, чтобы тебе было за семьдесят.
Великан-китобой на ее слова чуть скалится.
— Но уж явно побольше, чем тебе, девочка.
Берислава принимает эстафету с ухмылкой.
— А у мужчин считается дурным тоном спрашивать про возраст? — она откидывает упавший на лицо локон и совершенно неожиданно для себя подмечает, что Сигмундур как раз в эту же секунду нервно сглатывает. Нравится ему?
— Смотря у каких мужчин.
— У таких, как ты, — на сей раз девушка касается волос намеренно, устраивая их поудобнее за ухом. Китобой следит. Даже чуть прищуривается.
— Ты — папина дочка, — делает решительный вывод он.
Берислава изумленно приподнимает бровь.
— К вопросу о возрасте?..
— К нему самому, — мужчина посмеивается гортанным, низким смехом, а вместе с ним «посмеивается» и постель, завибрировав. Он удивительно живописно, со своим роскошным телом и пугающими мускулами, занимает целую кровать. Истинно двуспальную.