…Берислава делает свой выбор.
К черту ее. Пусть идет. Пусть бродит. Пусть расплачивается за то, что вытворяет. Хватит с него помощи. Лимит и так уже набран. А за добрые дела еще и дают по ногам твоим же завтраком.
Китобой возвращается в гостиную, мрачно собирая с пола следы эмоциональной бойни.
А потом плюет. На все.
Мотнув головой, в прихожей он надевает куртку. Вынимает из ящика, столь неприметного, длинный тесак. И выходит за Бериславой следом.
* * *
Семьдесят пять шагов.
Семьдесят пять сложных, суровых битв, выигранных с собственным организмом.
По все более глубокому снегу, где явно нога человека не ступала пару недель, под страшное завывание ветра в кронах деревьев, в окружении свинцового неба.
Буря опускается на землю темным покрывалом грозовых туч, пригибает остатки растительности к снежному покрову. Начинает сыпать мелкий снежок, и снежинки, острые как бритва, оседают на лице.
Холод похож на тоненькие алюминиевые иголочки. Сначала он покалывает легонько, чуть-чуть, пока еще прогоняемый внушением о тепле, ныне оставленном позади. Потом покалывание нарастает, и иголочки уже входят под кожу. Они леденят ее, саднят внутри. И дрожь, такая неудержимая, такая болезненная, распространяется по всему телу.
Семьдесят пять шагов.
Семьдесят пять перешагиваний через себя саму.
У Бериславы нестерпимо болит нога. Каждое движение, даже самое малое, почему-то теперь отдается в ней. И пустяковое на вид повреждение, становится почти фатальным по ощущениям.
Девушка идет вперед лишь потому, что знает, что обратно возвращаться некуда. Сигмундур, или как там его, хоть и спас ее изначально, но затем причинил боль. И мало того, что боль — ударь он ее, наверное, не было бы так горько. Китобой ее унизил. Болезненно, дико и без капли сомнений. Он не пытался извиниться. Он принес еду. И повелел его простить…
Отец говорил, она была максималисткой, не умела подстраиваться. Дядя сетовал, что нужно быть терпимее, видеть истинное даже среди потемок напускного, не размениваться на мелочи.
Они желали для нее лучшего. А Берислава, как самое твердолобое создание на свете, отказывалась это принимать.
На ее счету было четыре побега из закрытых школ — неудачные, и одна, стало полагать, в ее пользу. Бросившись с утеса в воду, она убедила всех в своей смерти. Никто не будет ее искать и потому некуда ей возвращаться. Не к кому. Ни домой, ни в лачугу китобоя. А значит, путь всего один. Всегда.
Ему она и следует. Не разменивается на мелочи вроде тепла и воды, своими принципами. Как дядя и учил…
Восемьдесят пять шагов.