Приметив боковым зрением, что в качестве «ведра» девушка подсунула ему единственный таз в доме — для стирки и, как потом выяснилось, обтираний — Сигмундур морщится. Как его отмыть-то?..
— Вдохни поглубже и выдохни, — советует Берислава, убирает пряди со взмокшего лица, — я принесу воды.
Китобой ее не слушает.
Он снова, подползая к краю постели, свешивается вниз.
…Этот спектакль с участием одного актера длится целых три раза. Он уже перестает верить, что наступит конец.
Но то ли Берислава видит истину, то ли уже даже у желудка мужчины нет никаких сил, но рвотные позывы ослабевают, а спазм утихает.
Все еще дрожащий Сигмундур буквально накидывается на свою подушку, вжавшись в нее лицом.
Его одеяло сбилось, сползло. Кожа, влажная после кошмара и развернувшегося действа, липка от пота.
Девочка просительно гладит его плечо.
— Тебе нужно попить воды.
— Тогда все сначала… — он почти стонет. Так мучительно, что сам пугается.
— Но и легче иначе не станет, — упрямая, наверняка качает головой, — ну же, Сигмундур. Два глотка.
Оборачивается к ней. Привстает на локтях. Смотрит — глаза в глаза. Но, не пугаясь, взгляда она не отводит.
Порадовавшись его согласию, добровольно-принудительному, пусть и выраженному безмолвно, Берислава легонько целует бледное плечо.
— Молодец.
Накрывает китобоя одеялом, ловко разровняв его, помогает прогнать дрожь. Встает-таки за злосчастным термометром.
— Я принесу градусник.
Сигмундура раздражает и злит вся эта ситуация. Вся, целиком и полностью, без исключений. Она не должна просыпаться из-за него ночами, не должна терпеть все это, видеть… это не по-мужски, это даже не по-человечески.
Как прозаично — он боялся оттолкнуть китовой вонью. Все стало проще — блевотой оттолкнет.
А потому он искренне противится, как бы не было херово. Китобой не намерен измерять температуру. Ему, грозно занявшему оборону на постели, подобное просто претит.
— Это невозможно, Берислава.
— Ты его выкинул? — останавливается в дверях уборной, оглянувшись через плечо.
— Нет… это, — и кивает на себя, на одеяло, поежившись от горьковатого привкуса во рту, — не может быть…
— Все нормальные люди иногда болеют, — не удержавшись, она возвращается на шаг назад, чтобы поцеловать его. Тепло, в аспидные волосы, чем сразу же будит новую дрожь. — Ничего страшного.
— Я не болею, — он решительно скидывает одеяло с плеч. Разминает их, помотав себе головой, садится, хоть и с опаской. — Болезнь равносильна смерти…
— Сигмундур, не говори ерунды, — смирившись с тем, что пока цифры не станут из воображаемых реальными, Берислава достает с верхней, самодельной полки в ванной градусник. — Все будет хорошо. А может, я вообще ошиблась. И ничего нет.