— Не зажигай, — обрывает ее низким басом, когда тянется к выключателю, — иди сюда, Берислава.
— Тебе мешает свет?
— Иди сюда! Давай этот чертов градусник…
Китобой нехотя устраивает термометр под мышкой, поджимая губы. От контакта кожи с холодным стеклом ему не удается удержать неровного выдоха. Правда холодно.
Берислава осторожно, с нежностью, но подкрепленной убеждением, поправляет его одеяло. Гладит плечи уже поверх него.
На своей постельке в их ногах поскуливает Кьярвалль. Влажными глазами-льдинками он присматривается к хозяевам.
— Уйми ты эту дрянь!
— Он за тебя тоже волнуется, — присев перед щенком, девушка успокаивающе гладит его, не забыв почесать за ушком, — тише, маленький. Все хорошо.
Китобой сильнее стягивает на себе одеяло.
— Чтобы увидеть, мне нужен свет, — Берислава забирает градусник обратно, вопросительно взглянув на мужчину, — ты позволишь?
— Ладно…
Она тянется к выключателю. Лампа вспыхивает.
Сигмундур сразу же щурится, отчего на его лице проступают морщинки на лбу и у глаз, кожа покрасневшая, тоже влажная. А глаза, что теперь так усиленно прячет от девчонки, совсем больные.
— Высоковато, — протягивает она, отложив термометр. — Давай попробуем сбить.
— Еще рано…
— Ты ждешь определенной цифры?
— Меня тошнит, — и, больше не в состоянии сказать ни слова, с отвращением к своей слабости, Сигмундур заново выплескивает желчь в таз.
* * *
Ближе к утру, вроде бы согревшись под одеялом благодаря спавшему жару, больше не испытывающий тошноты Сигмундур засыпает.
Берислава сидит на постели рядом, гладит прикорнувшего у ее бедра Кьрвалля, которого тревожат волки, все еще рыскающие где-то рядом, и следит за дыханием китобоя. Сама не понимает, почему, но считает его вдохи. Не может спать.
Рассвет приходит в их дом в четко установленное время, как по расписанию. Первый лучик такого редкого на подобные дары солнца стучится в окно, бродит по груди Сигмундура, что впервые за все время их знакомства спит в темной хлопковой майке. Берислава подмечает, что путь луча лежит ровно по линии шрама китобоя.
Девушка не уверена в том, что делает. И абсолютно точно не убеждена, что делает все правильно. Она признает, что теряется, порой не видит очевидного и, наверное, просто не допускала прежде мысли, что все может так быть.
В жизни ей еще не приходилось заботиться самостоятельно о дорогом человеке… а это ответственность. И это страшновато.
Но, сколько бы сомнений не одолевало, в одном Берислава убеждена на сто процентов — на работу Сигмундура отпускать нельзя.
А он просыпается по будильнику. А он, так же убежденно мотнув головой на ее запрет, поднимается. Пьет, правда, два стакана воды, чтобы доказать, что все нормализовалось… но потом, бледноватый, с россыпью морщинок, все равно идет к комоду.