Хмурится. Смущенно — впервые вижу на его щеках румянец.
— У меня тоже. Слабость…
— Тоже?
Изгибает бровь. Не верит.
— Той ночью умер мой отец. Я должна была вернуться в постель и, как достойная дочь, скорбеть о нем сорок дней. А я напилась водки и дала незнакомцу соблазнить меня.
— Интересный расклад.
— Мне тоже так кажется.
Неловко пожимаю плечами, опустив взгляд. Почему-то чувствую смущение.
— Я не думала, что ты так быстро… уйдешь.
— Белла, я уже сказал, это все не планировалось как отношения.
— И все равно…
Как же тяжело даются слова. Они будто каменные — неподъемные. Больно царапают горло.
То, что я не смотрю на него, Эдварду не нравится. Длинные пальцы осторожно поглаживают мое запястье.
— Я заслужу твое прощение, — он тяжело вздыхает. Очень тяжело. Вымученно.
Слышать такую фразу от него — невероятно. Я пытаюсь понять, не ослышались ли.
— Зачем?
Краешком губ он улыбается. А потом кивает на свою спину.
И я понимаю.
— Как ты оказалась здесь? — следующий его вопрос. Вызван и интересом, и тем, что не хочется посвящать уверению в собственной слабости много времени. Признал — и будет.
— Сбежала. — Это наш первый разговор на такие темы за все время…
— От прошлого?
— Да. И от тебя.
Я ещё раз удивляю его. Снова.
— Все так серьезно?..
— Ага — за этот ответ я чувствую себя виноватой.
Двумя пальцами, осторожно, Эдвард приподнимает мое лицо. Просит на себя посмотреть.
— Я думал, что сошел с ума, когда ты жалась ко мне в такси.
— Все было так страшно? — нервно хихикаю, кривляя его тогдашние слова, но в тайне надеясь, что дела не настолько плохи.
— Куда страшнее. Я впервые в жизни не отвечал за то, что делаю. Раз — да. Но три… и то, что у тебя никого не было…
Теперь смотрю на него без робости и стыда. Скорее — с интересом.
— А сейчас?..
— И сейчас — тоже под вопросом, — теперь его черед покраснеть. Но не от гнева.
— Мне нравится, когда ты не отвечаешь за себя… — бормочу я.
— Это не пойдет на пользу никому из нас, Красавица.
Я чувствую, как он меня гладит. Не верю этому, но чувствую. Легонько-легонько, даже боязно, по щеке.
— Почему?
— Потому что ты замужем, например.
— Нет.
— А ребенок? — он хмурится. Я кусаю губу.
— Племянница. Была…
Впервые за наше знакомство это не вызывает в нем наплевательского отношения. Мне кажется, он теперь его стыдится.
— У тебя кто-то остался?
— Брат и его сын… но я не знаю, где они.
— Я не умею сочувствовать, — виновато, едва ли не с горечью, произносит Эдвард. Морщится.
Мгновенье обдумываю свои действия, а потом отпускаю все на волю. Спонтанность, бывает, не худший ход.
Я приникаю к нему, оставляя пустовать свое место на кровати. Прижимаюсь к груди и, помня о спине, обвиваю руками за шею. Утыкаюсь, прячусь лицом в теплую кожу и не хочу отстраняться. Вообще.