Эдвард с каменным лицом, вымокшими от снега волосами и крепко сжатыми губами, не разуваясь, прошествовал со мной наверх. Сдержал даже свое негодование по поводу того, что я была среди тех, кто его встретил.
И только в спальне, когда удостоверился, что заперта дверь и любопытные уши разбрелись по дому, снял плащ. Рубашка под ним почти полностью пропиталась кровью.
«Царапины, — прошептал он, оглянувшись на меня через плечо, — поможешь?»
У Бачи нашлись и бинты, и спирт, и даже свежая рубашка. Сказалось то, что окрепли их отношения с прошлого года, а может то, что Эдвард впервые не выглядел властным и кровожадным, но он радушно все это одолжил не задавая вопросов.
— Кто тебя так?
— Защитники Аллаха, — он невесело усмехается, прикусив губу, когда я прикасаюсь ватой к ранам, исполосовавшим всю спину.
— Обругал веру?
— Позарился на святое. На Лидера, — мой Султан тихонько стонет, когда по разодранной коже медленно растекается прозрачный спирт.
— От базы до нас сто шестьдесят километров.
— Я знал, к кому еду.
Больше я не спрашиваю ничего. Не могу сдержать себя. Нагибаюсь и легонько, так, чтобы при желании списал на слабость, целую его волосы. Впервые после побега от Алека и Адиля мне больно за кого-то. Впервые после смерти Нурии я вообще… чувствую что-то.
— Я сам себя не перебинтую, — он пытается перевести все в шутку, но голос дрожит. Впервые у Эдварда при мне дрожит голос.
— Я тебя перебинтую, — улыбаюсь, осторожно прочертив пальцем линию по его плечу, — не волнуйся.
Этой ночью полковник впервые спит со мной по-настоящему. Прижав к себе, как любимую игрушку, он спокойно, ровно дышит, окончательно расслабившись. Никогда не видела его таким безмятежным и спокойным. Как ребенок…
И самое удивительное, что мне доставляет истинное удовольствие поправлять его одеяло, когда оно сползает и обнимать его в ответ, когда он неодобрительно хмурится на исчезновение моих рук.
Неожиданное и очень новое чувство. И настолько же приятное.
Следующим утром, когда просыпаюсь, единственное, чего боюсь, не найти Султана в постели. Но он как был здесь, так и есть. Только уже не спит. Уже сидит и с легкой улыбкой наблюдает за мной. Голубые глаза наполнены наслаждением. От хорошей ночи?..
— В твоей жизни когда-нибудь что-нибудь шло не по плану?
— Постоянно.
— А в моей — никогда.
Это откровение. Я обращаюсь во внимание. Подмечаю каждую эмоцию его лица.
— Той ночью… этот клуб… — тяжело вздохнув и с виновато-задумчивым выражением лица сжав пальцами мою ладонь, признается Эдвард, — это было минутное желание, чертова слабость… я не хотел ничего, кроме того, что у нас было. Я и приехал-то за этим туда…